|
|
|---|
 |
||||||||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
 |
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|||||||||
|
||||||||||||||||||
 |
||||
|
Шедевры старого кино. "Коммунист"Как хорошо известно и неоднократно доказано, идеология и искусство - две вещи несовместные. Идеология уже ответила на все вопросы бытия и чётко разделила белое и чёрное, своё и чужое, друзей и врагов. Тогда как настоящее произведение искусства имеет дело с общечеловеческими ценностями. Искусство каждый раз заново и непредвзято пытается познавать мир, ищет ответы на «проклятые» вопросы. И основа здесь не политические, национальные или религиозные постулаты. Мерой всех вещей является сам человек.Однако испокон веков любая идеология искала помощи искусства. В древнем Риме поэты восхваляли добродетели императоров и величие империи. В фашистской Германии идеологию Третьего рейха. А в Советском Союзе, понятное дело, - коммунистическую партию и верность идеалам революции. С тех самых пор, как Владимир Ленин кинул клич о том, что «из всех искусств для нас важнейшим является кино», за семьдесят лет советской власти было создано огромное количество революционных картин. Большинство из них совершенно заслужено кануло в небытие. Но были среди них и настоящие шедевры, которые не устаревают до сих пор. Эти картины живы вопреки идеологии, которую они обязаны были нести и прославлять в массах. Они выжили вопреки жесточайшей цензуре, доходящей порой до бреда. Вымарывалась любая вольность, любая двусмысленность, которая, не дай Бог, будет превратно истолкована зрителем или наведёт его на опасные размышления. Многие из них пролежали годами на полках, а некоторые были просто уничтожены. Возможно, жёсткие рамки советской цензуры играли и свою созидательную роль. Как в поэзии - ритм и рифма, а в иконописи - канон. Чтобы выжить в тисках тотальной идеологии, необходимо было как можно больше вдохнуть в картину жизни. И в первую очередь эта задача ложилась на плечи актёров. На главные героические роли отбирались самые красивые, видные, мужественные актёры… От возможности актёров быть искренними и убедительными зависело, найдёт ли та или иная картина живой отклик у зрителя. Вот герой «Коммуниста» Василий Губанов узнаёт, что Ленина убили. А может, не убили, может быть, жив… Надо бы добежать до соседнего эшелона из Москвы, спросить… Но нельзя - у самого вагон с продовольствием, растащат… Герой мыкается, мается, не знает что делать… Но наконец-то звучат святые слова: «Жив!.. Жив Ленин! Только ранен!..» И эта весть звучит как евангельская: Господь воскрес! Эта сцена придумана и сыграна так точно и трогательно, что оказывает воздействие на зрителя независимо от того, кто он: коммунист, монархист, фашист… Это всё становится не важно. Раса зрителя, его пол, вероисповедание, партийная принадлежность, - не важно, какую яичницу он любит… Важно наличие сердца. Важны самые простые истины: сострадание чужому горю, человечность, жертвенность. На этих простых истинах и строится кинематограф, способный пережить своё время и даже власть, которую он восхвалял. А самая главная из простых человеческих истин - это, конечно же, любовь! Поэтому в лучшие картины всегда вводилась тема любви. В картине «Сорок первый» любовь, этот краеугольный камень, сталкивается лоб в лоб с идеологией. Два непримиримых врага: белый офицер и женщина-красноармеец полюбили друг друга. Практически, как Ромео Монтекки и Джульетта Капулетти… Но в данном случае им не по четырнадцать лет, и идеология здесь побеждает любовь: возлюбленный убит рукой любимой. Он становится сорок первым убитым врагом… Шекспировского финала не получается: любовь и смерть двух простых людей из враждующих кланов не «кладёт конец непримиримой розни». Верх берёт жуткая реальность: война будет идти до полного истребления классового врага. Во всей своей абсурдности возникает ужас любой войны, революции, бунта, «бессмысленного и беспощадного». Невозможность через кровь стать самому и сделать других счастливыми. Картина Самсона Самсонова «Оптимистическая трагедия» получила в 1963 году в Каннах приз «за наилучшее воплощение революционной эпопеи». На борт корабля, где процветает полная анархия и всякие нехорошие болезни направлен комиссар. Комиссар не простой. Комиссар в юбке. Но за красивым лицом и хрупким телом скрывается настоящая машина. Она напоминает, скорее, терминатора, чем женщину. Никаких эмоций, вечно нахмуренное суровое лицо, глухой стальной голос, полное самообладание и хладнокровие, одна могучая воля - и никаких чувств. Но постепенно комиссар оживает. Оттаивает как сказочная заколдованная принцесса. Вот она уже и шутит, и улыбается, цитирует по памяти расстрелянного Гумилёва. Руководимые комиссаром и вдохновляемые на дело революции матросы бесконечно долго на протяжении фильма идут, идут… Их проходы занимают в картине большое место. Они, в конце концов, доходят от одного моря до другого. Такое ощущение, что они прошли весь земной шар от края до края и вернулись к тому, с чего начали - к морю… И здесь, у моря, встретились со смертью. Среди матросов есть один безусловный красавец с внешностью молодого, «полного задора и огня» Вячеслава Тихонова. В жарких спорах и сомнениях встаёт он на сторону новой власти. И только в финале мы узнаём главную и истинную причину этого обращения. И только после этого страстного объяснения в комиссаре просыпается Женщина… Финал «Оптимистической трагедии» совершенно чётко возведён до евангельских ассоциаций. Иуда-Сиплый, в исполнении Всеволода Санаева, спускается в темницу, как в Гефсиманский сад, со стражей (иностранными легионерами), держащей в руках фонари и мечи (винтовки со штыками), и показывает им комиссара-Христа… В конце пятидесятых - начале шестидесятых появилась возможность углубить тему революции. Стало возможным появление таких картин, как «Коммунист» Юлия Райзмана по сценарию Евгения Габриловича. И конечно, этот фильм не имел бы такой силы воздействия (какой он обладает и по сей день), если бы на главную роль коммуниста Василия Губанова не был найден тогда ещё студент последнего курса Школы-студии МХАТ Евгений Урбанский. Актёр абсолютно харизматического таланта и выразительности. Невозможно поверить, что он сыграл в «Коммунисте» ещё студентом. Жизнь Евгения Урбанского прошла стремительно и трагично. После «Коммуниста» он стал безумно популярным артистом. Чуть ли не первым из советских артистов он получил приглашение в Голливуд… Семь лет, семь картин, роли в театре… И - нелепая смерть на съёмках в Средней Азии. Ему было всего тридцать три года… Через два месяца после трагедии у него родилась дочь - Евгения. Урбанский был сыном репрессированного в 37 году коммуниста. Считается, что актёр пытался воплотить в образе Василия Губанова образ своего отца - Якова Урбанского - человека, беззаветно преданного идее и, в конце концов, умирающего за неё. Действие картины происходит в одном из самых кровавых годов - в восемнадцатом. Но, тем не менее, коммунист Василий Губанов ни разу не появится в кадре с пистолетом, ни разу никого не убьёт. Он будет доставать для стройки гвозди, менять их на олифу. Влюбится в «мужнюю жену». Будет мучиться своей любовью, которой не время и которая, как говорит один из персонажей фильма «нечиста». А ещё он будет рубить лес. Один. И погибнет от руки труса. Останется любимая женщина с грудным сыном на руках… Вот такая странная история. И страшная пустота вокруг: Ленин, конечно же, не помнящий никакого Губанова; пустая фальшивая речь над свежей могилой… И только одно живое слово…машиниста: «Я не знал этого парня… но я видел как он рубил лес… Чтобы сделать людей счастливыми, не нужна кровь, нужно рубить лес. И разговор тут не о коммунизме. Получается история о том, что важнее для человека: вспахать собственное поле картошки или сделать что-то для других. Не большое, не глобальное, не мировую революцию, а что-нибудь попроще. Достать гвозди, нарубить дрова, отдать кусок хлеба… А это уже не идеология. Это общечеловеческая вневременная ценность. (По материалам программы "Шедевры старого кино", материалы подготовлены Евгением Сулесом). |
