|
|
|---|
 |
||||||||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
 |
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|||||||||
|
||||||||||||||||||
 |
||||
|
Нейгауз Станислав. Особенная романтика80 лет со дня рождения великого русского пианиста Станислава Генриховича Нейгауза отмечалось 21 марта. Станислав Нейгауз - профессор Московской консерватории, наследник музыкальных традиций семьи Нейгаузов, хранитель семейного музея Бориса Пастернака.На его концертах были аншлаги, его музыка завораживала. О нем говорили, что Нейгауз одарен особенным музыкальным талантом - никто так не играл сонаты Шопена. Но Станислав Нейгауз ни разу не был лауреатом какого-либо конкурса. Программа «БлокНОТ» 19 марта в 18:30 рассказала о его личности, человеческих качествах, исполнительском даровании и непростой судьбе. Народная артистка России, профессор Московской консерватории Вера Васильевна Горностаева была другом Станислава Нейгауза. Они вместе учились у отца Станислава – Генриха Густавовича Нейгауза, создавшего свою музыкальную школу. Школу, которая дала миру таких пианистов, как Святослав Рихтер, Владимир Крайнев, Эмиль Гилельс. Вера Васильевна может рассказать о Станиславе Нейгаузе не только как о музыканте, но и как о близком друге. Вера Васильевна Горностаева о Станиславе Нейгаузе: Станислав Нейгауз. Мне, конечно, проще и естественнее называть его Стасик, как я его и называла всю жизнь. Мы практически однолетки. Стасик старше на два года. Мы учились вместе у Генриха Густавовича – его отца. Мы много общались, я восхищалась им постоянно. Это чувство, мне кажется, владело многими, может быть, всеми. Просто природа ему столько дала! Он был так невообразимо хорош собой! Такое благородство, такой артистизм, порода! Когда он играл, он всегда казался поэтом уходящей романтической культуры. Сейчас мы живем в XXI веке, а ведь Стасик в XX веке, по-моему, больше принадлежал XIX веку. Да и по репертуару чаще всего звучала романтика - конечно, Шопен, конечно, Скрябин. И Стасик вспоминается мне всегда в Скрябине, в Шопене, в Дебюсси. Играл особенно, незабываемо. Он был частым гостем в Большом зале Консерватории. Ему охотно давали зал, потому что народ всегда рвался на его концерты, потому что там он звучал бесподобно. Я помню, исполняемую на «бис» Прелюдию для левой руки, опус 9. Последний раз я слышала ее в Петербурге. Это был концерт памяти Генриха Нейгауза, где играли четверо: Алеша Наседкин, Владимир Крайнев, я и Стасик. Стасик играл последний. Он вышел, сел, стал играть эту леворукую прелюдию и таким характерным жестом правой руки, которая была свободна, он поправил свои пышные волосы. Я еще подумала: «Во время игры!». Но жест был настолько естественен, артистичен, прекрасен! Сказать, чтобы он был похож на Генриха Густавовича… Чем-то - да, чем-то - нет. Я бы сказала, жизнестойкости и внутренней силы у Генриха Густавовича все-таки было больше. Стасик был ломким, хрупким, в нем многое делало его беззащитным, а если сейчас, когда прошло почти четверть века, как его нет, вспомнить его биографию, начинаешь понимать эту боль и привкус горечи и грусти, которую я часто в нем ощущала. Напомню, что Генрих Густавович год сидел в тюрьме, что он, будучи знаменитым на весь мир учителем Рихтера, Гилельса, замечательнейшим пианистом, великим педагогом, тем не менее не дотянул до звания народного артиста СССР. Вообще к нему режим относился плохо. Он был другом Пастернака, а Пастернак был так же нелюбим Советской властью. Все это не могло не отражаться на биографии Стасика, на его ощущении себя в этом мире. Достаточно вспомнить факт, о котором, скажем так, забыли. 1949 год. Идет отбор на шопеновский конкурс. Стасик проходит первым номером, производит ошеломляющее впечатление. Совершенно ясно, что он едет в Варшаву за первой премией. Приходит время ехать, а его не пускают. Это ударяет сразу и по отцу, потому что он понимал, что это из-за него – он плохой, его власть не любит. Стасик остался в Москве и не поехал на тот конкурс, который был ему на роду написан: он чувствовал в Шопене то, что очень редко могут передать – ту же самую ностальгию, боль, которая владела Шопеном всю жизнь. Она была близка ему и он ее передавал в своей игре. Я позволю себе прочитать фрагмент, однажды мною уже написанный портрет Станислава Нейгауза: «Я не часто помню его довольным своими концертами. Почти всегда он говорил, что многое не вышло так, как хотелось. Когда же играл особенно удачно, и было ясно, что состоялось чудо воплощенного до конца замысла, то весь светился радостью. Самым счастливым и светлым запомнился мне именно в такие минуты. Он никогда не казался мне легко вступающим в контакт с людьми. Было нечто, отделявшее его от всех, несмотря на его приветливость, воспитанность, элегантность. Самые разные люди это чувствовали и обращались с ним особым образом. Существовал некий гипноз личности, необъяснимый, но понимаемый всеми. Он казался человеком иной породы, более утонченной, более ломкой, чем все остальные. Ему ощутимо недоставало прочности, жизненной выносливости, цемента». Вероятно, многое можно понять, вспоминая, как формировался его характер: семья, окружавшая его в детстве, должна была оставить в нем глубокий след. Неизбежно он возвращался мысленно к тем, кого потерял с годами, часто бывал замкнут, тщетно оберегая свой внутренний мир от посторонних глаз. Я помню один из своих приездов в Переделкино, я в ту зиму там жила по соседству. Когда я посетила Переделкино, Зинаиды Николаевны, мамы Стасика, уже не было в живых, и он вдруг рассказал: «Я смотрел телевизор, передавали конкурс Чайковского, играл Слободяник, как раз каденцию, я хорошо помню. И в это время маме стало плохо. Я подбежал, увидел это, тут же выключил телевизор и остался с мамой». Он замолчал, вспоминая, что произошло дальше, потом, после паузы: «Ты знаешь, я до сих пор не могу слышать эту каденцию. Она уже теперь связана с мамой, ее болезнью, с ее смертью». На его долю выпало много пережить. Мы не всегда догадывались, не всегда понимали, как больно и как тяжело он все это несет в себе. Отчего он умер? Конечно, он себя сжег. Как Владимир Высоцкий, как Даль, как это бывает у нас здесь. Он рано умер, в 53 года. Я была в Одессе, когда пронесся слух, что скончался Стасик. Об этом до сих пор больно говорить. Это имя мы будем помнить все, всю жизнь. (По материалам программы «Классики»). Сайт семьи Нейгаузов>> |
