|
Шуранова Антонина: «Шляпы я ношу только в ролях»30 апреля 1936 года родилась Антонина Шуранова. Зрители запомнили актрису с ее первых шагов в актерской профессии: Шуранова - незабываемая княжна Марья Болконская в картине Сергея Бондарчука «Война и мир». Но воплощенный на экране образ и судьба реального человека - понятия не тождественные. Какой актриса была в жизни, рассказывается в телевизионной программе «Антонина Шуранова. В живых сердцах оставить свет...» (30 апреля в 18:50), какой она остается в кино - в двухсерийном художественном фильме «Клуб женщин» (30 апреля в 19:30).Антонина Шуранова: «Шляпы я ношу только в ролях». «Однажды в магазине на меня рявкнула продавщица, и я разрыдалась. Хотя по натуре своей я не слезлива. Да и хамство-то было заурядное. Торговка даже захлопала размалеванными глазами: «А че я такого сказала?» И трудно было объяснить, что со мной происходит. Причина-то была не во мне, а в роли, которая уже была сыграна, но все еще не отпускала. Такой легкой на слезы сделала меня княжна Марья из фильма «Война и мир». Роль эта очень трудно мне далась. Послушал меня Бондарчук на репетиции и говорит: — Нет, мать, что-то святости маловато. Я думаю, какая ему еще святость нужна! Перестала спать, перестала есть. Страшно было, что меня отправят домой. И вот — первый съемочный день. Проводы князя Андрея. Вешаю я ему на шею образок и говорю: «Пусть он тебя сбережет...» Тут горло у меня от волнения перехватило, я и перешла на шепот. Гляжу — Бондарчук весь воспрял. Только первый дубль кончился — он кричит: — Второй, немедленно!.. А после второго он меня обнял: — Ну, мать, наконец-то. — Да что наконец-то, у меня голос пропал. — Так и не нужен тебе здесь голос. И потом я уже дошла своим нутром, что робкая, застенчивая Марья и слово-то громко не может сказать. Она — ШЕЛЕСТИТ, есть даже такое слово у Толстого. И ходит по стеночке, и все время угрызается собственным несовершенством... Я долго ее искала, а потом еще дольше не могла от нее освободиться. На сцене и на съемочной площадке я могу ВСЕ и буду носить самый экстравагантный наряд, потому что я защищена образом. Но чтобы в жизни я надела шляпу — ни за что! Мама говорила: — Тоша, ну когда же ты у меня станешь дамой? Дамой — никогда. Я предпочитаю свитера, брюки, только бы в толпе меня не было видно. Когда меня стали узнавать на улице, я терялась и все время ДЕРЖАЛА ЛИЦО. Обычно у меня на физиономии отражается все, что я думаю. А тут под взглядами я каменела. И мне надо было отдохнуть от чужого внимания. По этому же поводу маленький Левушка Гумилев говорил своей маме, которая прятала застенчивость за обманчивым высокомерием: «Мама, не королевься». Долго держала меня и роль Надежды Филаретовны фон Мекк из фильма «Чайковский». Там мне пришлось заняться аристократическим образованием. У меня было два английских дога, которых я, чтобы к ним подлизаться, кормила бифштексами. Осваивая верховую езду, я два месяца ездила в мужском седле. Но на съемках подвели ко мне громадного вороного жеребца-производителя под дамским седлом. Я растерялась, потому что мне ногу не поднять до стремени. Высоко. А как помочь даме сесть в седло, никто не знал. Мужчины посовещались и начали пятить вороного к садовой скамейке, на которой уже стояла я. Дальше все было просто: я вскочила по-мужски, через голову лошади перенесла ногу и села боком. По привычке подобрала поводья — и вдруг жеребец встал на свечку. Я панике не поддалась, тихонечко спрашиваю: «Что делать?» Жокей, который меня учил, шепчет: — Отдай поводья, дура. — Держите,— сказала я и в буквальном смысле откинула ему по водья, хотя надо было их просто ослабить. Он повис на морде жеребца и в конце концов все-таки опустил его. Вороной поскакал — и случился новый пассаж. Парусом за мной вздулась юбка, вытянутая из-под меня и разложенная по крупу для кинематографической красоты. И мои ноги открылись выше колен, что давало повод для вопроса: в своем ли уме баронесса? Но и на этом «лошадиная история» не кончилась. В другом эпизоде фон Мекк в амазонке идет по аллее с письмом Чайковского, где он пишет, что посвящает ей Четвертую симфонию. И режиссер Игорь Таланкин просит меня заложить письмо за лацкан жакета и обнять лошадь за морду. Я все так и сделала. А лошадь-то не знала, что актриса играет. Она перепугалась и как даст мне под подбородок. У меня клацнули зубы, и цилиндр с вуалью открепился от парика, улетев куда-то в сторону. Все кинулись ко мне: — Зубы целы? В тот раз обошлось. А вот где мне действительно досталось на полную катушку, так это в тюзовском спектакле «Тимми — ровесник мамонта». В финале, перед тем как улететь вместе с Тимми в глубины тысячелетий, я на верху спиралевидной декорации не сориентировалась в темноте и метров с пяти грохнулась в трюм. Очнулась — вижу вдали туфлю со сломанным каблуком. Другая на мне. Наплевать, думаю, картину доиграю. Сброшу туфлю и побегу в колготках. Но смотрю — подо мной лужа крови. А бедная Ирочка Соколова в костюме неандертальца прямо вся изменилась в лице: — Тоша, что для тебя сделать? — Занавес... На руках меня унесли в гримерку. С половины лица был снят скальп, всюду порезы, пальцы на ногах перебиты. И Коля Иванов, наш партнер по спектаклю, в ожидании «неотложки» стянул мне лицо лейкопластырем. Когда в больнице на улице Костюшко меня заштопали, врач поинтересовалась — кто мне оказал первую помощь. И узнав, что это сделал актер, спросила: а не хочет ли он поменять профессию? Ну, больше о страшном ни слова. Лучше — о чудесном. Истинным чудом была для меня работа со Смоктуновским. Таких необъяснимых феноменов природы мне больше встречать не доводилось. Я была молода, очень старательна и, готовясь к съемкам, прочла три тома переписки Чайковского и фон Мекк. — Иннокентий Михайлович,— говорю,— а вы знаете, что мы с вами породнились? — Что вы говорите, Тонечка? Каким образом? — Мой старший сын Коля женился на вашей племяннице. — Неужели?! Как же он этого не знает? — удивлялась я. А начали сниматься — и мне стало ясно, что он ВСЕ знает. Но не головой, а сердцем. А еще отличался он прекрасным простодушием. — Тонечка, вы заплатите за чай? Что ж, думаю, у него денег нет, что ли? Да были у него деньги. Но вот, понимаете, он об этом не задумывался. За чай, баранки, сахар в артистической комнате расплачивалась за него я. И поначалу недоумевала. А потом поняла, что он — такой. Ну, такой... Чтение переписки очень меня возмутило. Как же так можно, думала я. Вот Чайковский нежно благодарит фон Мекк и пишет, что он по гроб жизни ее должник. И тут же в письме брату Модесту называет ее дурой за то, что она написала три страницы о музыке и ни слова о деньгах. Какое ужасное лицемерие! Но вот вышли мы на съемочную площадку, и я увидела ЧАЙКОВСКОГО (мне даже и в голову не пришло, что это Смоктуновский). Стоит Петр Ильич. Детские голубые глаза у него с влагой по нижнему веку, тонкие пальцы мелко дрожат. Посмотрела я и подумала: «Господи, да этому человеку все можно простить за его музыку. Какое мне дело до его страстишек! У кого же из нас их нет!..» И мне стало легко. Я вообще раньше была нетерпимой. Себя жрала и до идеала докапывалась. Я и сейчас считаю, что к идеалу стремиться надо. Но не стоит при этом «кушать» себя и других». Краткая биография актрисы: Родилась в Севастополе. Окончила Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии (1962). В 1962 - 1988 - актриса Ленинградского ТЮЗа им.Брянцева; в 1988 - 1990 - актриса киностудии "Ленфильм"; в 1990 - 1993 - актриса театра-студии "Интерателье"; с марта 1995 по 2003 год - актриса театра Сатиры на Васильевском. Заслуженная артистка РСФСР (1974) Народная артистка РСФСР (1980). На Международном театральном фестивале "Контакт" в Польше (1998) актриса была удостоена приза за лучшую роль (спектакль "Васса Железнова"). Среди лучших работ - роль генеральши Анны Петровны Войницевой в фильме Никиты Михалкова «Неоконченная пьеса для механического пианино», удостоенного главного приза "Золотая раковина" международного кинофестиваля в Испании, в Сан-Себастьяне в 1977. Актерские работы в кино: 1. Война и мир – 1967 2. Присвоить звание героя - 1969 3. На пути в Берлин - 1969 4. Чайковский - 1970 5. Шаг с крыши - 1970 6. Опасный поворот - 1972 7. Пятнадцатая весна - 1972 8. Дела сердечные - 1973 9. Ваши права? – 1974 10. Странные взрослые - 1974 11. Доверие – 1976 12. Строгая мужская жизнь – 1977 13. Неоконченная пьеса для механического пианино - 1977 14. Бал - 1979 15. Инженер Графтио - 1979 16. Товарищ Иннокентий - 1981 17. Крепыш – 1981 18. С тех пор, как мы вместе - 1982 19. Зимняя вишня - 1985 20. Клуб женщин - 1987 21. История болезни – 1990 22. Помнишь запах сирени... – 1992 23. ...22 июня, ровно в 4 часа... – 1994 24. Зимняя вишня-3 - 1995 25. Ананасы в шампанском - 1997 26. Бандитский Петербург - 2000 Использованы материалы книги Олега Сердобольского «Автографы в антракте». СПб., 2001. |