|
|
|---|
 |
||||||||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
 |
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|||||||||
|
||||||||||||||||||
 |
||||
|
Никоненко Сергей: «Нужно оставлять воздух для игры». Линия жизниСергей Никоненко:Добрый вечер, друзья. Спасибо, что вы пришли послушать мою линию жизни. Я вам быстро расскажу, как я по этой жизни шел, как телеграммы строка. Родился я за два месяца до Великой Отечественной войны. 21 июня маму со мной двухмесячным отец отправил к себе на родину. Родина отца – хорошее место в Смоленской области под Вязьмой. Утром 22 июня мы приехали под Вязьму. Маме бы назад вернуться, но она там задержалась, а через 10 дней Москва была уже закрыта. Мама пробиралась через партизанские отряды, через линию фронта, впереди - я, сзади - сухари. Маме советовали бросить меня в сугроб, говорили: «Не мучайся, себя спасай! Еще нарожаешь!». Но мамочка, царствие ей небесное, этого не сделала. Она спасла мне жизнь, спасала ее в течение двух лет. В 1943 году пришли к родственникам в Дубну. Только там разрешили остановиться и маме нашли какую-то работу. Отец был в это время на фронте. Связи, контакта никакого не было. Я хорошо помню. Вообще, моя жизнь складывалась так, что я становился свидетелем очень важных событий. Это и День Победы, который я прекрасно помню. Помню, как в 1946 возвращались демобилизованные солдаты. В 1947 отменили карточки. Большое событие было – денежная реформа. В 1948 пошел в школу, в 1949 вышел на сцену. Первая роль была женская. Школа была мужская, я играл Снегурочку. Мама как-то заметила, что я бойкий, подвижный. А что если паричок, ресницы подкрасить, румяна наложить, юбочку одеть? Мне так нравилось, что эти мамы, бабушки, родители приходили и говорили: «Какая очаровательная девочка». Нравилось, что я их обманываю, я ведь знал, что я мальчик. Потом события были серьезные. 1953 год - смерть Сталина. Я попал в давку и спасся: был легкий вес, я забрался по водосточной трубе на уровень второго этажа и был свидетелем этого крика, он стоит у меня в ушах. Я с тех пор сторонюсь толпы. В 1953 году был чемпионом лагерной спартакиады - быстрее всех пробежал какую-то дистанцию. В 1954 я решил, что буду артистом и больше никем. В пионерском лагере я играл в спектакле, который назывался «Пионер» по Антону Павловичу Чехову. 1954 год – 50 лет со дня его кончины. Чеховский был год. Я играл старика, мне было 13 лет. Мне преподнесли торт, на котором было написано «Лучшему артисту лагеря». Судьба определилась. Я пошел в драмкружок, занимался в студии художественного слова и в драматической студии, которой руководила Евгения Васильевна Галкина. Я бесконечно благодарен этой женщине, она жива. Спасибо Евгении Васильевне, что она приняла меня в этот драмкружок, в котором впоследствии занимались Наташа Гундарева, Леонид Нечаев, который снял «Приключения Буратино» и «Про Красную Шапочку». В 1958 году меня попросили из школы, потому что мне не давались точные науки. Я ушел в школу рабочей молодежи. Для этого нужно было работать, я пошел работать кондуктором. «Я в кондукторы пошел, пусть меня научат...». Может быть, Владимир Владимирович (Маяковский, - прим. ред.) сыграл свою роль. В 1959 году поступал в театральные вузы. Тогда был очень сильный поток поступающих ребят - Олег Даль, Виталий Соломин, Виктор Павлов, Михаил Кононов, Ярослав Барышев. Мы все там перезнакомились, особенно с Витей Павловым, хотя его приняли в Щепкинское училище, а мне все четыре вуза отказали. Оставался один последний вуз, где учили на актеров, - Всесоюзный государственный институт кинематографии. Когда я на втором туре узнал, что набирает Сергей Аполлинариевич Герасимов и Тамара Федоровна Макарова, и когда поступил к ним в мастерскую, был так благодарен всем четырем театральным вузам за то, что они меня не приняли. Иначе бы я не поступил к этим удивительным, замечательным педагогам. Я им бесконечно благодарен. Во ВГИКе быстро познакомился с Шукшиным, когда он еще ничего не снял. Просто Вася ходил по коридорам в галифе и в сапогах. Я покупал джинсы у Тарковского, когда он не был гениальным режиссером. Такое время было. Потом первая съемка - 1961 год, город Севастополь. Снималось три картины одновременно: «Люди и звери», «Человек-амфибия» и «Увольнение на берег». Там я познакомился с Володей Высоцким, который играл небольшую роль в картине «Увольнение на берег». В 1962 году я уже в главной роли снимался и познакомился с удивительным человеком Булатом Шалвовичем Окуджавой. Он приехал на нашу картину писать песни. 1963 год – я уже снялся у Бондарчука. Потом закончил ВГИК. Первая серьезная роль, после которой почувствовал, что я как актер что-то могу, была в фильме «Журналист» сорок лет назад. Съемки зарубежные. Встреча и серьезная дружба в ту пору была с Никитой Михалковым. Он поселился у меня в коммунальной квартире на два дня, а остался на восемь месяцев. Я сейчас думаю, что он просто рожден для коммунальной квартиры, Никита Сергеевич. Он так быстро всех обаял, так быстро его все полюбили! Он со всеми хорошо общался, мне этого не удавалось. Потом был режиссерский факультет, рождение сына и женитьба, любовь, серьезная и большая. Это все в 70-е годы. Потом наступило довольно памятное время. В 90-е годы не знал, куда деваться, как быть. Крушение кинематографа, его возрождение, встреча нового тысячелетия. На сегодняшний день сыграна 171 роль, снято 15 фильмов. Первый раз в отпуске был, проработав 25 лет, и не заметил, как они пролетели. Такая у меня линия жизни, за что я ей благодарен. Когда я судьбе кардинально сопротивлялся, хотел что-то менять, был за это наказан. А когда жил, как вела меня судьба, она ко мне благоволила. Мне грех на нее роптать. Я мечтал о меньшем! В детстве. - Уважаемый Сергей Петрович, Вы коснулись того, как Вы поступали во ВГИК, как учились и закончили. Можно поподробнее,у Вы из рабочей семьи, а закончили два факультета ВГИКа... - Мы учились у Сергея Аполлинариевича Герасимова вместе с режиссерами. Режиссерам в обязательном порядке вменялось играть на сцене, чтобы почувствовать актерский хлебушек, каков он есть на самом деле, быть в актерской шкуре. И актерам не возбранялось браться за организацию творческого процесса, почувствовать себя режиссерами. Только работай. Всякая работа приветствовалась, не приветствовалось безделье. Сергей Аполлинариевич был уникальным педагогом, который никого не отчислил, никогда не угрожал выгнать из института. Он работал только с теми, кто работал. Это был бездонный эрудит. Как-то на съемках «Журналиста» Сергей Герасимов говорит: «Тут какое-то слово нужно». Я полез в словарь поискать. Это была удивительная проверка: что не называл из энциклопедии, самые какие-то крутые непонятные слова, он их расшифровывал. Вдруг я наткнулся на слово «метастронгилез», я запомнил его на всю жизнь. «Что-то это мне не знакомо, - говорит. - Что же это может быть такое интересное?». Это кишечное заболевание у свиней. Курс был на редкость знаменит. Девочки были звездами, я учился вместе с Жанной Прохоренко, Жанной Болотовой, Ларисой Лужиной, Галей Польских, Федосеевой-Шукшиной. Самая талантливая девочка уже ушла из жизни, она злоупотребляла алкоголем, закончила в психушке. Это Таня Гаврилова. Ее очень любил Эльдар Александрович Рязанов, неоднократно снимал. В фильме «Берегись автомобиля» она играет жену Миронова. Среди ребят – Николай Губенко, Евгений Жариков, Валерий Малышев, Карен Хачатурян. С Николаем Губенко мы поставили «Бориса Годунова», где он играл Бориса, а я - Лжедмитрия. Когда пришел на производство, в Театр киноактера, увидел, что там актеры бездельничают и довольны этим состоянием. Это дорога под откос. Это меня сразу не устроило. Когда снимался у Шукшина в «Странных людях», он мне посоветовал: «Не хочешь себя попробовать в режиссуре?». Я предложил себя Сергею Аполлинариевичу Герасимову, он меня с радостью взял к себе на курс. - Cергей Петрович, какую из своих режиссерских работ Вы больше всего цените и почему? - Режиссерские работы, также как и роли, - это твои дети. То, что ты сделал, вложил в это часть своей души, часть сердца. Я понимаю, что из пятнадцати, если я наберу три - четыре, то это много: «А поутру они проснулись», «Цыганское счастье», «Елки-палки!..», «Трын-трава». - Вы часто играли деревенских жителей, и сами как режиссер снимали деревенскую жизнь. Откуда знание деревенской фактуры, Вы же городской? - Родился на Арбате, в переулке Ситцев Вражек, 64 года прописки не менял. Все тот же дом, все тот же двор. Но в детстве на месяц в лагерь, на два – в деревню. Смоленская область, Днепровский район, деревня Слепцово. Там были родственники по отцу, в деревне Митюшино родственники по матери. Тюбетейка, трусы – вся одежда. Ты на свободе, на просторе. Сливался быстро с деревенскими ребятишками, вместе с ними в ночное, на лошадях без седла, рыбалка ночная, всякие истории страшные у костра и печеная картошка, потом вместе со взрослыми работали. Много благодарен, что я жил в деревне. - Вы помните свой первый съемочный день? Расскажите о нем. Как же его можно забыть. Это было в фильме у Сергея Герасимова. Я помню город Севастополь, помню Графскую пристань. Я играл небольшую роль, там простая была сцена. До этого, на втором курсе, я играл старика Болконского в «Войне и мире». Герасимов так был доволен этой работой, что иногда даже приглашал иностранцев. Какие-то режиссеры приходили к нам. А тут совершенно небольшая роль парнишки моего же возраста. Какое уж там особенное перевоплощение. Нужно было играть себя в предлагаемых обстоятельствах. Я перетрудил, я эту роль замучил. Это то, что делают молодые актеры и совершают очень серьезную ошибку. Рассчитывают все. Там не алгебра и гармония, там на каком слове вздохнуть, на каком выдохнуть. Когда я вышел на площадку вместе с Жанной Болотовой, она так легко и свободно играла, а я рядом с ней… Герасимов в шутку сказал: «Сергий, что происходит? Брось какие-то ужасные провинциального театра интонации. Как ты разговариваешь?». Я ничего не мог понять. Сергей Аполлинариевич был вынужден отменить смену. У меня внутри была трагедия. Все свидетели – осветители, операторы, ассистенты операторов, Рапопорт Владимир Абрамович. Я их всех помню в лицо и их взгляды на себе: «Ты, бездарь, куда ты прорвался? Тебе Сергей Аполлинариевич доверил небольшую, но очень хорошую роль». Я с горя пошел в магазин, купил бутылку «Гавана-ром», зашел к себе в номер, открыл, какое-то там яблоко было закусить, налил полстакана, выпил, ломтик яблока съел, лег, думал: «Откажусь, пускай возьмут другого артиста. Я – полный ноль. Даже минус, а не ноль». Тут стук в дверь. Открываю – Сергей Аполлинариевич Герасимов. «Ну, что делаешь, никак пьешь? Что ты пьешь? - взял бутылку. - И что, вкусная штука? Угости учителя». Я нашел второй стакан, сполоснул. Он говорит: «Феноменальная гадость. Ты больше не пей, искупайся, подыши, приходи вечером на репетицию». Я пришел вечером, пришел отказываться от роли: «Сергей Аполлинариевич, возьмите другого артиста, не мучайте меня! Не подвергайте меня этому позору, этой срамоте». Я взял и прочитал наизусть. Он говорит: «Ну вот, больше же ничего и не надо». Я говорю: «Как ничего? Вот так вот легко, свободно играть?». Это уже потом я понял, что нужно оставлять воздух для игры, где пойдет импровизация, где начнется жизнь. Только тогда это может зажить и увлечь партнера. Если ты будешь получать удовольствие, вместе с тобой и зритель тоже. Вот такой был первый съемочный день. - Сергей Петрович, каково было дружить с Шукшиным? - Я бы не рискнул себя назвать другом Шукшина. Он старше был лет на двенадцать, но я всегда испытывал пристальное внимание, когда мы встречались, душевное расположение к себе. Это я чувствовал. Участь на режиссерском факультете, я старался беречь его время и не обращаться, хотя имел на это право. Потому что когда ему бывало трудно, я его домой к себе звал ночевать. Поселить, конечно, было невозможно, а пришел-ушел было в порядке вещей. Неоднократно это было. Шукшин меня познакомил с Рубцовым. Это было удивительное время , 1963 год. Я снимался у Бондарчука, приехал, заработал немножко денег. «Вась, - говорю, - ты чего пасмурный». – «Да поесть бы». – «У меня деньги есть, пошли, поедим». Мы всегда делились. Когда у него оказывались какие-то средства, он что-то предлагал. Он вообще дружил с нашим курсом и жену на нем нашел. У меня были деньги, я повел его в «Турист», там мы хорошо поужинали. Он говорит: «Коля Рубцов – хороший поэт. Хочешь, познакомлю? Поедим к ним, к ребятам в общагу». Взяли еще пару бутылок, поехали туда. Я познакомился с Колей. Запомнил еще такого румяного, немножко на бурята смахивающего, смолистого, кучерявого парнишку. Румянец мне запомнился. Коля почитал стихи, которые, как сейчас помню, не понравились: или я не проникся, или это были еще не те стихи, какими нам дорог сегодня замечательный русский поэт Николай Рубцов. Две бутылки быстро закончились под холодную отварную картошку. Хотелось еще, но ни у кого не было денег, а у меня были. Я десятку достал, только не знал, куда идти. Парень с румянцем говорит: «Я знаю». Через пять-десять минут две бутылки стояли. Проходит двадцать лет. Уже не было Шукшина в живых, встречается мне один из литераторов и говорит: «Помнишь, как приходил с Шукшиным к нам в общагу, помнишь, кого за водкой посылал? Парня кучерявого, черненького. Сашку Вампилова»… К моему стыду, я писателя почувствовал в Шукшине самый последний. Писатели они где-то там, мы их не видим, не знаем. А тут Вася. Я читал в «Новом мире» в каждом номере по три - четыре рассказа. В 1967 году я прочитал рассказ «Материнское сердце», и у меня волосы зашевелились. Я встретил на студии Васю и говорю: «Ты же писатель!». Как он захохотал! Он понял, что я его не признавал. Он, наверное, мою наивность извинил, потому что был бесконечно добрым человеком. Он – уникальный режиссер. У него были свои редкие, только его – шукшинские – режиссерские отмычки. Как он утвердил меня на роль? «Серега, поди прочитай сценарий… Прочитал? Нравится?». - «Нравится». Васька в «Странных людях» - замечательный персонаж, один из главных чудаков его. Он говорит: «Поди в костюмерную, не поленись, прикинь костюм». Я пошел в костюмерную, увидел, что ни костюмер, ни художник по костюмам мне не помогают. «Что хотите, то и надевайте», - говорят. Я посмотрел: вот эти брюки, вот этот пиджак, плащ, шляпа. Говорю: «Хорошо бы ему фотоаппарат через пояс». Где-то фотоаппарат нашли. Пришел, показал, говорю: «Вась, а пробы когда?». Он: «Какие пробы? Ты все очень точно понял про этот образ, оделся точно так». Он предупредил художника по костюмам, чтобы не подсказывал мне, чтобы я сам оделся, насколько я понимаю персонаж. - Сергей Петрович, бытует мнение, что положительные роли сложнее играть. Может быть не сложнее, но скучнее, они менее интересные. У Вас положительные герои живые и очень настоящие. Как Вам удается краски искать для того, чтобы зрители поверили, что положительные герой это очень интересно? - Для справки могу сказать, что из 171 роли на пальцах одной руки можно пересчитать отрицательные. Здесь помогает система Константина Сергеевича Станиславского: когда играешь доброго, ищи, где он недобрый; когда играешь злого, ищи, где он хороший. Выстраиваешь линию поведения, линию взаимоотношений. - Хотели бы Вы сыграть отъявленного негодяя, к которому бы Вы не испытывали совсем никакой симпатии? - Кого же мне сыграть? Гитлера? Хотя Геббельса я играл в дипломном спектакле «Карьера Артура Уи». Николай Губенко совершенно гениально, грандиозно играл Артура Уи. Если нужно, я готов собраться. - Ваш инспектор ГАИ – это сказочный герой, или Вам приходилось встречать таких людей в жизни? - Я встречал таких людей в жизни, встречал мужчин-однолюбов, которые очень преданно и верно любили своих жен. Я встречал людей непродажных, в высшей степени бескомпромиссных. Я встречал таких людей и среди работников милиции. Однажды я встретил милиционера, молоденького сержанта, у него ни рации нет, ни мотоцикла, ни машины. Он говорит: «Вы превысили скорость. Так нельзя. Прошу Ваши документы». Доложился. Говорит: «Вынужден сделать Вам прокол в контрольном талоне». Я говорю: «Ты что будешь коллегу обижать? Ты что не видел фильм "Инспектор ГАИ"?». Он говорит: «Как не видел? В прошлом году училище заканчивал, нам начальник училища показал фильм с Вашим участием и велел брать с Вас пример. Что я и буду делать!». Этот щелчок мне был дороже многих и многих аплодисментов, оваций. Поверьте, наше слово доходит. - В фильме «Пой песню, поэт…» Вы замечательно сыграли Есенина. Не было мысли о продолжении? Как Вы относитесь к сериалу о Есенине? - Вот и продолжение. Я видел Сергея Безрукова в театре, где мне показалось, что он очень хорошо играет Есенина. Я его не узнал в этом сериале. Он мне больше всего напомнил пародию Маяковского: «На затылок нежным жестом он кудрей закинул шелк, стал барашком златошерстным и заблеял, и пошел». Влияние барашка меня больше всего и не устроило. Акцент был сделан на то, что он был хулиганом, много пил, много любил. Конечно, выпивал. Как Рубцов говорил про Есенина: «Грусть, конечно, была». Но была ли кабацкая грусть? Грусть была, но не та, не кабацкая. Когда я играл, по школе Сергея Герасимова общался с людьми. Тогда были живы и Августа Леонидовна Миклошевская, самые замечательные встречи у меня были с ней, Виктор Борисович Шкловский, Илья Ильич Шнейдер. Мама Никиты Михалкова кое-что порассказала о Сергее Есенине. Никто не говорил, что это был алкоголик. Я не подозревал, что сыграв Есенина, у меня появится хобби. В 2006 году - 10 лет моему Есенинскому центру, под который я нашел квартиру, где жила первая жена поэта. Там была размещена экспозиция, сегодня она насчитывает более двух тысяч единиц хранения. Правда, в одной из газет Безруков-старший недоброжелательно отозвался об этой моей экспозиции: «Собирает какие-то рюмки, ложки и говорит, что из этого пил Есенин». Каждая вещь проверена документально. В этой же статье он говорит: «Теперь возьмемся за Пушкина». Жан Габен говорил, что хороший фильм – это хороший сценарий, во-первых, во-вторых, хороший сценарий, и в третьих, это хороший, отличный сценарий. Добавим, что это еще и хороший режиссер. Ответственность художника за материал, за образ, любимый прошлыми, настоящими и будущими поколениями, должна присутствовать. - С кем из своих однокурсников Вы продолжаете дружить? - Производство кино такая вещь: ты в одной картине, твои друзья – в другой. Не получается дружить. Я дружу долгие годы с моей женой Екатериной Ворониной. Мы познакомились во ВГИКе. Наша дружба давно переросла в любовь, у нас уже сын большой. - Сергей Петрович, есть ли в Вашей жизни что-то, что Вы не успели сделать, но очень хочется? - Неслабый вопрос. Очень хотелось две недели тому назад отдохнуть. Отдохнул и больше не хочется. Создавая Есенинский центр, собирая материалы, раздобыв где-то каждую вещь – это праздник. Между серьезными делами я думал, это хобби. Приезжая часто в село Константиново, я увидел, что церковь была без колокольни. Я спросил, осталось ли что-нибудь, чертежи. Разве хорошо, что эта церковь стоит без колокольни, на которую дед Есенина посылал его мальчишкой в пургу, в метель. Как всегда это было заведено на Руси, посылали мальчишек звонить благовест, чтобы спасались души, кто заблудился, запутался. Метель застит очи. Кто сбился с дороги, они шли на колокольный звон и спасались. В 2001 году эта колокольня вознеслась. Чтобы я хотел еще сделать? У меня есть друг художник Виктор Шилов, который как-то в разговоре сказал, что каждый художник должен расписать храм. Храм – церковь Святогорского монастыря, который был восстановлен после войны, но внутри стены белые. Уже практически все готово для того, чтобы привести это в надлежащий вид. Только к этому надо очень серьезно подготовиться. Очень хотел бы еще снять картину для детей. По линии жизни я хотел бы придерживаться мысли главного учителя многих поколений русских людей - Александра Сергеевича Пушкина: Не дорого ценю я громкие права, От коих не одна кружится голова. Я не ропщу о том, что отказали боги Мне в сладкой участи оспоривать налоги Или мешать царям друг с другом воевать; И мало горя мне, свободно ли печать Морочит олухов, иль чуткая цензура В журнальных замыслах стесняет балагура. Все это, видите ль, слова, слова, слова! Иные, лучшие, мне дороги права; Иная, лучшая, потребна мне свобода: Зависеть от царя, зависеть от народа — Не все ли нам равно? Бог с ними. Никому Отчета не давать, себе лишь самому Служить и угождать; для власти, для ливреи Не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи; По прихоти своей скитаться здесь и там, Дивясь божественным природы красотам, И пред созданьями искусств и вдохновенья Трепеща радостно в восторгах умиленья. Вот счастье! вот права... |
