Дама с собачкой (фильм-балет)


	Главная		История		Руководитель		Солист		Репертуар		Гастроли		Фотоальбом		Пресса о нас		Партнеры

Дама с собачкой (фильм-балет)

Фильм-балет ("Экран" Гостелерадио СССР, 1986 год).

Автор сценария и режиссер-постановщик Борис Галантер. По мотивам рассказа А.П.Чехова.
Балетмейстер-постановщик Майя Плисецкая.
Музыка Родион Щедрин.
Оркестр Государственного Академического Большого театра СССР. Дирижер Александр Лазарев.
Оператор Евгений Анисимов.
Художник-постановщик Игорь Макаров.
Художники Михаил Медведев, Татьяна Шахова.
Художники по костюмам Алла Кройнс, Валерий Левенталь.
Балетные костюмы Плисецкой Пьера Кардена.

В главных партиях: Анна Сергеевна - Майя Плисецкая, Дмитрий Гуров - Борис Ефимов.

Вступительное слово Николай Цискаридзе.

В эфире:
6 ноября 2005 года.

Майя Плисецкая
Мои балеты

...И опять Чехов. "Дама с собачкой".
Когда "Чайка" ставилась в шведском городе Гётеборге, местные журналисты досаждали нам разными интервью. Ваш любимый напиток, какое блюдо предпочитаете, где проводите летний отпуск...
Один из музыкальных журналистов — по фамилии Борг — брал интервью у Щедрина. Неожиданно Борг нажал на клавишу "стоп" своего "Сони" и прервал беседу:
— Почему никто из русских композиторов, господин Щедрин, не обратился до сих пор к "Даме с собачкой" Чехова? По-моему, это великолепный сюжет и для оперы, и для балета...
— Действительно, почему? Не знаю. Надо будет перечитать повесть, — задумался Щедрин.
Наша "Чайка" прошла в Гётеборге удачно. Шведы умеют работать на театре. Ничего не надо было повторять дважды. Все помнилось, все осуществлялось без заминок. Из Большого участвовали в постановке лишь несколько солистов да художник Левенталь и мой верный корепетитор Борис Мягков.
В Швеции со мной танцевал Виктор Барыкин. Позже он сделал в моих балетах и Каренина, и Хосе. Его Треплев был отличен от Треплева-Богатырева. Саша сблизил драму Треплева с блоковской эпохой, с устремлениями русского декадентского искусства начала двадцатого столетия. А Барыкин играл современное, недавнее. У Барыкина был не Блок, а Маяковский. Или Есенин?..
Шведской публике "Чайка" пришлась по душе — пьесы Чехова там высоко ценимы. Количество объявленных представлений было даже увеличено. После нашего отъезда спектакль перешел в полное распоряжение гётеборгской балетной труппы.
Но путь до "Дамы с собачкой" не был кратким. Между двумя премьерами время отсчитало две тысячи дней. Точнее — 2003 дня...
"Чайка" — 27 мая 1980 года. "Дама с собачкой" — 20 ноября 1985 года. Прямо в день моего юбилея.
В день своего шестидесятилетия я станцевала на сцене Большого два балета. Премьеру "Дама с собачкой" и после перерыва — "Кармен-сюиту".
За всю свою творческую жизнь я никогда не репетировала столь прилежно и исступленно. Хотелось успеть точно ко дню своего ро-ждения. Торжественный случай дал на сей раз мне возможность беспрепятственной работы. В первый раз за жизнь мне не надо было тратить океан энергии на преодоление всяческих заграждений и препятствий. Проблемы были лишь творческого толка.
Впрочем, задача была облегчена и тем, что из балетной труппы в "Даме" были заняты лишь двое: я сама (Анна Сергевна) и Борис Ефимов (Дмитрий Дмитриевич Гуров). Остальные участвовавшие были взяты мною из миманса Большого. С одной стороны, не надо было попрошайничать в балетной канцелярии. С другой — здесь была и принципиальная затея. Любящие люди воспаряют над обыденностью, мелочностью жизни. Влюбленные всегда живут в ином измерении.
Эта подсказка пришла ко мне от Шагала. Его возлюбленные всегда парят в небесах над селениями, городами. У них словно отраста-ют крылья. А танец сродни полету...
Поэтому формальная конструкция балета была подчинена задаче выстроить все действие в форме пяти больших па-де-де ("Дуэт-пролог"; дуэт второй: "Прогулки"; дуэт третий: "Любовь"; дуэт четвертый: "Видение"; дуэт пятый: "Встреча"). Остальное лишь фон, аккомпанемент, вспышки сознания. Променад ялтинской публики на набережной — миманс. Анна Сергевна со шпицем на черноморском пирсе — миманс, дублерша. Ночной сторож, подглядывающий за героями, — миманс. Картины зимней московской жизни — вновь миманс. Разноликая, как бы вальсирующая толпа обывателей-сограждан, которых ни Анна Сергевна, ни Гуров не замечают. Это хороший контраст, атмосфера. А нам с Ефимовым еще и отдых. И об этом думать надо. Мы танцоры, не боги.
Чехов писал свой великолепный рассказ в пору головокружительной влюбленности в Ольгу Книппер, молоденькую актрису Художественного. Потому, быть может, так пронзительна, кипяща страсть, так откровенно чувственны взмаимоотношения Анны Сергевны и Гурова, пошло связанных рутинными брачными узами. Любви давно нет. Или не было вовсе?..
У меня каждый раз невольный спазм стискивает горло, когда я перечитываю чеховские строки: "Анна Сергевна и Гуров любили друг друга как очень близкие, родные люди, как муж и жена, как нежные друзья... и точно это были две перелетные птицы" (слышите, вновь птицы!)... Я могу на память читать и читать, почти петь вслух Чехова. "Дама с собачкой" — это мое восприятие — написана стихами, не прозой. Все образованные, все все знают, но, пожалуйста, послушайте еще немного: "...Анна Сергевна, эта .дама с собачкой", к тому, что произошло, отнеслась как-то особенно, очень серьезно, точно к своему падению... Она задумалась в унылой позе, точно грешница на старинной картине...
— Пусть Бог меня простит! — сказала она, и глаза у нее наполнились слезами. — Это ужасно. — Она спрятала лицо у него на груди и прижалась к нему... Он смотрел ей в неподвижные, испуганные глаза, целовал ее, говорил тихо и ласково, и она понемногу успокоилась"...
И вот что еще. Каждый миг этой истории прошит, пропитан печалью. Как мне мечталось, бредилось танцем передать безграничность чеховских оттенков, неповторимый настрой рассказа, тон, поэзию его, подтекст, грусть, таинства и простоту чеховской музыки: Гуров "...привлек к себе Анну Сергевну и стал целовать ее лицо, щеки, руки... Она плакала от волнения, от скорбного сознания, что их жизнь так печально сложилась; они... скрываются от людей, как воры! Разве жизнь их не разбита?.."
Репетировать с Ефимовым мы начали в помещении Театра оперетты (бывший филиал Большого, театр Зимина). Встречались с ним в середине дня, когда в классах никого уже не было.
Борис входил в зал, деловито дожевывая свой дневной бутерброд, — танцор был еще теплый после проведенных утром в Большом репетиций. Я в ожидании его делала маленький
станок, разогревалась — мы тотчас окунались в наши дуэты. Работали до изнурения, до одури. Дуэт — значит, поддержки. Большую до-лю сценического времени я на руках Ефимова. Иногда Борис так измождался, что ложился в своем черно-красном спортивном костюме на несколько минут плашмя на пол. И когда вставал, то на полу оставался влажный рисунок его могучего тела. Даже струйки взъерошенных волос оставляли свой мокрый след: новый путь в живописи. Он насквозь был в поту.
— Здорово устал, Борис? — сочувственно тревожилась я. И подволновывалась — выдержит ли, не сломается?..
— Нормально, Майя Михайловна, — всегда односложно цедил Ефимов. — Давайте репетировать дальше.
Уже когда мы перенесли репетиции в Большой театр на пятый ярус и до премьеры было рукой подать, я ненароком коряво сорвалась с высокой поддержки, обрушив силу падения Ефимову на загривок. Терпеливейший, невозмутимый всегда Борис пронзительно вскрикнул. Его скулы вмиг побелели, выдались. Он плетью повис на классной балетной палке. Что-то внутри у него заклокотало, задвигалось.
— Очень больно, Борис? Прости меня.
Я свернула Ефимову спину, автоматной очередью пронеслось у меня в мозгу. Не будет премьеры. Пропала моя Анна Сергевна...
В растерянности пытаюсь массажем разогнать ему боль. Борис высвобождается из-под моих пальцев:
— Сейчас отпустит, Майя Михайловна. Сейчас пройдет...
— Прости меня, Боря, рука соскользнула.
Ефимов медленно-медленно распрямляется.
— Это не ваша вина. Спина застужена. Вчера мне у театра четыре колеса на "Жигулях" прокололи. Пришлось долго повозиться. Простыл.
Узнаю подробности. Мерзкие на свете есть люди. Мои театральные неприятели надумали сорвать премьеру "Дамы". Ефимов на все сезоны — в легкой курточке. Натруженное тело переохладится и... По поручению делали или так — самоинициатива? А я-то думала, что первый раз творю беспрепятственно...
И все же назавтра мы вновь репетировали. Борис за ночь чудом смог восстановиться и прийти в себя после жестокой поломки. Же-лезный организм! И воля небес? Господь Бог был с нами. С нами на репетициях "Дамы с собачкой". Мы оба работали без дублеров, малейшая травма — конец дерзкой мечте.
Все репетиции я проводила в балетном купальнике, цепляя, однако, сверху репетиционную изношенную юбку "Карениной". Для силуэта и навыков партнеру. Конечно, я просила Кардена сочинить мне платья Анны Сергевны. Карден избаловал меня царской щедростью одежд, созданных для "Анны Карениной" и "Чайки". Пьер твердо пообещал. Но время шло, а костюмов не было. Не желая быть навязчивой, я не терзала Кардена напоминаниями. Лишь однажды, не выдержав, я позвонила Юши Таката и на своем варварском английском вновь сказала о дне премьеры: "20 ноября". Из ответов Юши я поняла, что Карден не забыл ни про мечты мои, ни про дату.
— Не волнуйтесь, Майя, костюм будет в срок. Пьер работает.
Поздним вечером 18 ноября, накануне последней репетиции (я совсем уже отчаялась и ломала голову, как выйти из положения), некий господин, знавший по-русски только три слова: "большой-товарищ-блины", постучался в дверь нашей квартиры. Точно Санта-Клаус. Как только безрусскоязычный француз нашел в темном городе наше московское пристанище?..
Коробка от Кардена.
В коробке записка и приколотый булавкой перевод (работница бутика Кардена Наташа Янушевская свободно владела русским). Карден писал, что костюм у Анны Сергевны должен быть один. Но он будет разниться поясами. В зависимости от сюжета рассказа у меня три варианта выбора. Простроченный серебряной ниткой сверху и снизу строгий прямой пояс. Второй — чуть шире, вычурнее, с гигантским метровым бантом и длинными воздушными раструбами в пол. Третья возможность — для ухода в абстракцию, как писал Карден, — вовсе без пояса, словно хитон.
Я померила подарок моего парижского Санта-Клауса перед зеркалом. Теперь ясно, почему костюм один. Надевать его надо вместе с трико, как скафандр космонавту. Чтобы еще раз переодеться, надо разоблачиться догола. Прикидываю предложенную режиссуру платьев. Первый дуэт — эпиграф спектакля — буду танцевать без пояса. И Ефимову легче, в эпиграфе десятки поддержек. В "прогулках" больше статики — надену бант. "Любовное" па-де-де — исступленная страсть. Тут, разумеется, хитон. "Видение" — со строгим поя-сом. Должна читаться линия талии. Встреча в городе С. (Чехов подразумевал Саратов?) и финал — возвращение к началу. Форма. Реприза.
Свое пятидесятилетие я отмечала премьерой бежаровского "Болеро" в Брюсселе.
Шестидесятилетие — премьерой "Дамы с собачкой".
Как водится, балерины празднуют этот сволочной возраст, горделиво восседая в лучах прожекторов в ближней к сцене драпированной ложе. И каждый из занятых в танцевальном вечере в честь юбилярши Абвгдеж чинно, с манерным поклоном преподносит оной пышные букеты. К концу вечера знатная дама Абвгдеж засыпана цветами по самый подбородок, словно покойница.
Мне же в свой вечер предстояло потрудиться вдосталь: "Дама" — пятьдесят минут, "Кармен-сюита" — сорок шесть. Я почти все время на сцене. Но — выдержала. Победила. И без пошлой скромности хочу написать об этом. Для будущих коллекционеров театральных хроник.
Слышу через сценическое радио режиссерское привычное, обжигающее: "Внимание, дирижер в оркестре, начали". Александр Лазарев дает ауфтакт скрипкам. Судьбу "Дамы", так же как и судьбу "Чайки", Щедрин доверил ему. Звучит первая щемящая фраза. Для меня она олицетворяет слова Антона Палыча: "Анна Сергевна и Гуров были точно две перелетные птицы, самец и самка, которых поймали и заставили жить в отдельных клетках"...
Мы стоим с Ефимовым друг против друга в метре от закрытого еще занавеса. Я лицом в зал. Он повернут к залу спиной. Замерли. Не шелохнемся. Слушаем музыку. Вздох виолончелей. Капли пиццикато. Не ошибиться! Через такт зана вес медленно начнет раздвигаться. Гуров подымает Анну Сергевну, прижав ее ноги к своей груди. Как я счастлива, что танцую этот лиричнейший, вершинный чеховский рассказ. Белый шпиц, которому вскоре прогуливаться с Анной Сергевной по ялтинскому пирсу, тихонько поскуливает в кулисе. Значит, музыка Щедрина и его не оставляет равнодушным, действует на нервные окончания, тревожит, бередит.
...Той же первой поддержкой спектакль и заканчивается. Я простираю руки к крымскому небу, к Черному морю, к клубящимся облакам, ко всем людям, населяющим нашу божественную, бесподобную землю. Разве жизни Анны Сергевны и Гурова "не разбиты"? Как жить им дальше?..
...В вереницах поклонов выходят все участники: мы с Ефимовым, дирижер Лазарев, художник Левенталь, репетиторы Борис Мягков, Татьяна Легат, композитор, создавший эту хрустальную, чувственную партитуру.
Щедрин прилюдно обнимает меня на сцене и, улыбаясь, заговорщически говорит:
— Эта музыка — тебе подарок к дню рождения. Не кольцо же с бриллиантом дарить?
(Плисецкая Майя. Я, Майя Плисецкая).