|
Наровчатов Сергей: "А лишь окончится война, Тогда-то, главное, случится!"3 октября 2009 года исполнилось 90 лет со дня рождения Сергея Наровчатова. Накануне в эфире была программа «Семафор на пути», посвященная поэту (2 октября, 13:10).Одно из самых пронзительных стихотворений Сергей Наровчатова: Волчонок Я домой притащил волчонка. Он испуганно в угол взглянул, Где дружили баян и чечетка С неушедшими в караул. Я прикрикнул на них: - Кончайте! Накормил, отогрел, уложил И шинелью чужое несчастье От счастливых друзей укрыл. Стал рассказывать глупые сказки, Сам придумывал их на ходу, Чтоб хоть раз взглянул без опаски, Чтоб на миг позабыл беду. Но не верит словам привета... Не навечно ли выжгли взгляд Черный пепел варшавского гетто, Катакомб сладковатый смрад? Он узнал, как бессудной ночью Правит суд немецкий свинец, Оттого и смотрит по-волчьи Семилетний этот птенец. Все видавший на белом свете, Изболевшей склоняюсь душой Перед вами, еврейские дети, Искалеченные войной... Засыпает усталый волчонок, Под шинелью свернувшись в клубок, Про котов не дослушав ученых, Про доверчивый колобок. Без семьи, без родных, без народа... Стань же мальчику в черный год Ближе близких, советская рота, Вместе с ротой - советский народ! И сегодня, у стен Пултуска, Пусть в сердцах сольются навек Оба слова - еврей и русский - В слове радостном - человек! Январь 1945, Польша. Наровчатов родился в городе Хвалынске, детство провел в Москве. В 1933 г. вместе с родителями приехал в Магадан, где в 1937 году в составе первого выпуска с отличием окончил среднюю школу № 1. В Магадане, в газете «Колымская правда», было опубликовано первое стихотворение пятнадцатилетнего Наровчатова. Уже после смерти писателя по ходатайству правления Союза писателей СССР, редколлегии журнала "Новый мир" и областных общественных организаций Магаданской области Первый Пролетарский переулок в Магадане 12 августа 1982 года был переименован в улицу Наровчатова, а в 1992 году на одном из домов этой улицы открыта мемориальная доска поэта. После школы учился в знаменитом Московском институте истории, философии и литературы (ИФЛИ) и одновременно в Литературном институте им. М. Горького, которые окончил в 1941 году. Вспоминая годы учебы в ИФЛИ, Лев Озеров напишет: « В окружении Сокольнического парка и леса, в Ростокинском проезде, стоит дом, где находился Институт истории, философии и литературы, именуемый чаще всего ИФЛИ. Это краткое название, аббревиатура,— и существительное, и наречие, и глагол, и местоимение, и междометие одновременно. Это грамматика нашей юности, это позывные нашей довоенной молодости. ИФЛИ! В коридорах, на лестницах, на площадках мы встречались без церемониальных приветствий. Лучший способ общения был известен — стихи. «Что ты мне сегодня прочитаешь?» — «А ты?» На площадке третьего этажа — Павел Коган, Григорий Ковров, Алексей Кондратович, Виктор Боков, Михаил Кочнев, Алексей Леонтьев, Зиновий Паперный, Эдуард Падаревский, Давид Самойлов, Теодор Ойзерман, Сергей Наровчатов. Сергей Наровчатов... В зависимости от настроения его глаза то серо-голубые, то голубо-серые, цвета морской волны. Строен. В гольфах. Он читает стихи несколько нараспев. Правая рука помогает чтению. Она движется (чаще всего — это кулак) от правого верхнего угла невидимого квадрата до левого нижнего угла. В напевности видно волевое начало. Древнее. Может быть, так читали на Руси в старину? Стихи читаются наизусть. И поэмы тоже. Сергей уже захаживал на Тверской бульвар, 25. Читал на семинарах и в коридорах Литературного института. Поговаривали, что он успел побывать у Асеева. Часто появлялся в общежитиях на Стромынке, Усачевке и в Останкино». В Великую Отечественную в октябре 1941-го (вместе с Михаилом Лукониным) Наровчатов получает направление в газету «Сын Родины» 13-й армии Брянского фронта. Едут, не имея еще офицерских званий. С декабря 1941 - военный корреспондент армейской газет «Отвага», «Отважный воин» 2-й Ударной армии Волховского, Ленинградского, 2-го Белорусского фронтов. Военная тема - основа его первой книги Наровчатова "Костер" (1948) и всей его поэзии. С 1974 году Наровчатов - главный редактор «Нового мира», это при его редакторстве был опубликован знаменитый роман В.О. Богомолова «В августе сорок четвертого…» («Момент истины»). Наровчатов - автор многочисленных литературоведческих и публицистических работ ("Лирика Лермонтова: Заметки поэта", 1967; "Поэзия в движении", 1966; "Необычное литературоведение", 1970; "Атлантида с тобой", 1972.), литературных мемуаров ("Мы входим в жизнь: Книга молодости", 1978). Скончался писатель 17 июля 1981 года в Москве. Воспоминания о Сергее Наровчатове Александр Межиров. Взыскующий града Жили трудно — и не только на войне, и не привыкли объясняться в любви друг другу. Но, когда умирает любимое человеческое существо, вдруг понимаешь, что объясниться в любви к нему не успел. И, хотя в смерть поверить невозможно, боль не становится менее мучительной. На финской войне Сергей написал: Ни у кого и ни за что не спросим Про то, что не расскажем никому... Но кажутся кривые сучья сосен Застывшими «зачем» и «почему». И снова ночь. И зимний ветер снова. Дорога непокорная узка... О, смертная и древняя, как «Слово», Как Игорь и как половцы, тоска! Он вообще первым или одним из первых «отвесно и твердо» посмотрел в историческую даль, сознавая одновременно, что нельзя идти вперед, глядя все время назад. У него было острое историческое чутье, способность вдуматься и вчувствоваться в перспективу происходящего. В самые тяжелые дни войны он написал стихи о том, что вернувшимся с войны будет еще тяжелей. В молодости, когда бывало плохо, я шел в гости к родителям Сергея. Они жили отдельно. Они угощали меня чаем и говорили со мной, и я уходил счастливый, что родился в России среди таких людей. Все лучшее в Сергее и в его поэзии от благородной русской семьи, в которой он вырос. Главным в Наровчатове было чувство равенства со всем живущим независимо от цвета кожи и глаз. А его голубые русские глаза смотрели на мир отважно и милосердно. В его характере, в личности была заложена истинно русская традиция, выстраданная Пушкиным, Некрасовым, Толстым, Достоевским, Блоком. Он был преемником этой традиции. Ее наследником, а не рантье. Знал, что традиция не рента, что ее нельзя положить на срочный вклад, что с нее нельзя стричь купоны, что ее необходимо выстрадать,— и глубоко презирал того, кто, не обладая собственными добродетелями и достоинствами, поднимает свою ценность в своих и чужих глазах добродетелями и заслугами традиции. ...Помню, как в середине пятидесятых годов в Саратове, в Заречье, на вечере под открытым небом Сергей Наровчатов впервые читал стихи: Это ты наплакала, напела, Ведьма древнерусской маеты, Чтоб любой уездный Кампанелла Метил во вселенские Христы... Кончались они так: Никогда взыскующие Града Не переведутся на Руси! И где-то совсем рядом слышалась Волга. Сергей Наровчатов на все реагировал и многое знал. Его стихи — это он сам, а не комментарии к себе... Его избранная поэзия зиждется на том, КАК, то есть на таланте, на вкусе, «КАК» уже означает «О ЧЕМ». «Истина рождается в споре?» Да, в споре с самим собой, со своим временем, с его предрассудками и проклятиями. Именно так рождалась истина Сергея Наровчатова. С возрастом на лице особенно явно проступает душа. С возрастом его прекрасное лицо стало еще красивее, годы одухотворили былую красоту. Незадолго до смерти Сергей выступал на вечере памяти Владимира Луговского. Он не мог стоять на ногах от нестерпимой боли. Но лицо было спокойным. Он выступил и с трудом ушел со сцены и вдруг заговорил со мной об историческом романе, который только что задумал, а материал собрался за всю жизнь. Он говорил так живо и бодро, что мне вспомнилось старинное речение: ткань рвется, а душа сильна, жива... Земля, на которой живут такие люди, как Сергей Наровчатов, благословенна" Лев Озеров о Наровчатове Судьба сложилась так, что романтик, историк, книгочей Сергей Наровчатов стал воином. Его единодушно причисляют к поэтам военного поколения. Это справедливо. Более того, он едва ли не первым очертил огненный круг поэтов этого поколения, назвал их имена, собрал по крохам их строки (ему помогли), описал их жизни, создал цельную картину молодой поэзии эпохи Отечественной войны. Благодаря душевной пристальности Сергея Наровчатова спасены от безвестности и сохранены для истории и истории литературы — жизни его сверстников и соратников, которые навсегда останутся молодыми. Книга «Мы входим в жизнь»— одновременно мемуары и исследование, портретная галерея и монумент, созданный не в бронзе и не в мраморе, а в слове, а оно, слово, как выяснилось, бывает выносливей и долговечней и бронзы, и мрамора. Он — не бесстрастный летописец. Он — один из них, один из тех, кого описывает. Главным событием и основным содержанием жизни и поэзии Сергея Наровчатова оказалась Отечественная война: ...ни главнее, ни важнее Я не увижу в сотню лет, Чем эта мокрая траншея, Чем этот серенький рассвет. ...Подвижность, мобильность, верность долгу, готовность номер один служить Отечеству и поэзии создали характер этого человека, определили его судьбу. Он чувствовал время и знал свою причастность времени. Это видели все: Сергей Наровчатов навсегда остался верен делам и друзьям военной поры, но он одним из первых в нашей поэзии сделал решительный шаг из эпохи в эпоху, сделал его в момент, «когда нам приказали снять шинели, не оставляя линии огня!». |