|
|
|---|
 |
||||||||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
 |
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|||||||||
|
||||||||||||||||||
 |
||||
|
Бабель Исаак. Шедевры старого кино. Исаак Бабель. «Беня Крик»"Знаменитый вор Мишка Япончик - одесский «король», прототип Бени Крика из фильма "Беня Крик" - в реальности действительно установил контакт с большевиками и даже сформировал отряд Красной армии".Не Дюк Ришелье, не «привоз», и даже не «шаланды, полные кефали» прославили на весь мир город Одессу. Мир увидел Одессу через лестницу «Броненосца Потемкина». Правда, в реальности она гораздо меньше, чем кажется по фильму. Сразу после «Броненосца» Сергей Эйзенштейн собирался снять еще одну картину, посвященную больше самой одесской жизни, нежели революции. Фильм должен был называться «Беня Крик». Специально для Эйзенштейна Исаак Бабель писал киносценарий по своим «Одесским рассказам». Работа шла нелегко. Одесский бандит, «король» Беня Крик, написанный со знаменитого в то время уголовника Мишки Япончика, получался ярким, сочным, и уже словно жил своей жизнью. Описывать его похождения, не без любования жизненной силой, широтою и свободой героя, было делом как будто приятным. А вот финал, по которому Бене Крику требовалось уйти в революцию, и погибнуть от рук новой власти, потому что «не надо нам уголовных», - получался каким-то фальшивым. Вот что пишет сам Исаак Бабель летом 1925 года: «Сценарий, я почувствовал сегодня, поездку мою на Кавказ не задержит, в эту неделю я рассчитываю сочинить две трети, с третьей придется повозиться, п.ч. нужно добыть документы о гражданской войне этого периода, но и это не особенно трудно»… «У нас пятый день льет дождь, сыплет град, валит снег, изморозь покрывает землю по утрам, и глыбы льда выезжают из водосточных труб <...>. Чувствую себя плохо, ропщу, но сценарий все же пишу. Завтра, в субботу, из шести частей будут готовы четыре, а в воскресенье я поеду получать от вас письма и читать сценарий Эйзенштейну. Если я написал чепуху - вот будет оказия!»… «Три четверти сценария написал, а вот последняя четверть не клеится... Не клеится же окончание, потому что меня заставляют работать фальшиво <...> но я нынче утром напал, кажется, на счастливую мысль и, может быть, выйду из тягостного этого положения без морального урона... Спасаюсь только тем, что в мыслях стараюсь очищаться от суеты и скверны, ну да это занятие для философа, а философы - дураки, вот тут и вертись»… «На кинофабрику я не хожу и не пойду до того времени, пока не буду иметь на руках какого-нибудь товара. Оттуда несутся вопли и проклятия по моему адресу»… «К стыду моему, я все еще бьюсь над сценарием, над его окончанием. <...> я веду жизнь духовную.., ем, как соловей, и скоро двух мертвых муравьев будет достаточно, чтобы насытить меня»… «Вчера читал целиком сценарий Эйзенштейну; он в притворном или искреннем восхищении - не знаю, но, во всяком случае, все идет благополучно. Завтра буду сдавать работу дирекции, думаю, что в ближайшие дни (два-три дня) все закончу»… Однако Сергей Эйзенштейн фильма так и не снял. Не сложилось. На фабрике Совкино, где планировались съемки, возникли «всяческие осложнения», и картиной занялся другой режиссер с Одесской киностудии. Из-за этого, быть может, экранизация Бабеля не получилась столь знаменитой, зато ее камерность позволила обратить внимание на другое. На настоящую Одессу. Ту Одессу, которую мы уже никогда не увидим. Каждый кадр у Эйзенштейна – чистое кино, плод гениального вымысла. У Эйзенштейна люди идут строем, а падают и умирают по законам геометрии. Одесса Эйзенштейна далека от реальности. В «Броненосце» нет ни одной лишней детали, ни одной соринки, мешающей воплощению Идеи. «Беня Крик» - сплошь из этих «соринок». Одесса «Бени Крика» ускользает из-под режиссерской воли, попадает в кадр в своем первозданном, неорганизованном виде. Магия прошлого, запечатленного на кинопленке, притягивает к экрану магнитом. Только задумайтесь: все люди, которые живыми проходят перед нами – давно умерли. Дома снесли. Улицы перестроили. То, что попало на пленку в тот момент, когда оператор снимал художественный фильм, – случайный документ реальности, живые фотокарточки 20-х годов. Что же смущало писателя в написании финала сценария? В фильме уголовника Беню Крика и его людей убивают в тот момент, когда они едут в военном эшелоне ни больше ни меньше, как на защиту большевистского фронта, сформировав собственную боевую часть. И убивают их сами большевики. Якобы уголовникам не место в революции. Разве это не противоречит лозунгу, выдвинутому cоветской властью: «человеку, знающему наши принципы, нечего опасаться, что наличие судимости в прошлом помешает встать ему в ряды революционеров»? Как ни странно, но знаменитый вор Мишка Япончик - одесский «король», прототип Бени Крика - в реальности действительно установил контакт с большевиками и даже сформировал отряд Красной армии. По воспоминаниям Леонида Утесова, «Мишка любил водить свой полк по улицам Одессы. Зрелище было грандиозное». Торжественно маршировала эта воинская часть: впереди командир на серой кобыле, рядом одноглазый рыжебородый адъютант, за ними два еврейских оркестра с Молдаванки. Головные уборы на боевой ватаге, шедшей следом, в шинелях нараспашку, были разнообразнейшие – от цилиндров до кепок… «Воровской» стрелковый полк под руководством Мишки Япончика даже успел повоевать на фронте и совершить удачную атаку, обратив петлюровцев в бегство. Чекисты застрелили Мишку на обратном пути в Одессу, куда довольно скоро решили вернуться бандиты. Так легендарный одесский Робин Гуд, в детстве с оружием в руках защищавший Молдаванку от толп черносотенцев, стал жертвой «революционного эксперимента» по перевоспитанию уголовного элемента. Власть не потерпела существования «короля», пусть даже принявшего новую веру, и, возможно, продумала провокацию, чтобы от него избавиться. Знание каких-то неведомых нам фактов, по-видимому, мешало и Бабелю при описании краха Бени Крика. Бабель, конечно же, внес романтику в жестокий бандитский мир. «И он добился своего, Беня Крик, потому что он был страстен, а страсть владычествует над мирами». Бабель описал необузданные страсти и сравнил их с биением настоящей жизни. Он услышал в этом мире красоту, и даже реплики, которыми обмениваются бандиты, у Бабеля звучат поэтично. Писатель упивается деталями. «Что у него делается под шапкой, у этого Бенчика? - спросил покойный Левка Бык. И одноглазый Грач сказал свое мнение: Беня говорит мало, но он говорит смачно. Он говорит мало, но хочется, чтобы он сказал еще что-нибудь»… А можно ли так воспевать бандитов? – спросил как-то один умный критик. Ему затруднились ответить. И сослались на схожесть бабелевской прозы с народными песнями о разбойниках. Изображать бандитский мир со знаком минус, как-либо однозначно, у нас всегда не очень-то получалось. Достаточно сегодня включить телевизор, чтобы понять все о русском влечении к преступной романтике. Даже в 20-х годах, когда советская власть с экрана изо всех сил пыталась переделать, перевоспитать преступный мир, от мафиозных главарей до мелких карманников, порок незримо торжествовал над добродетелью. Вспомните «Путевку в жизнь»: как ловко банда бездомных мальчишек срезает у дамочки кусок каракулевого пальто! А какие песни поет Михаил Жаров! На фоне этой «малины» сам Беня Крик в фильме выглядит бледновато. Играет его тридцатилетний дебютант Юрий Шумский, который только спустя восемь лет станет актером Киевского драмтеатра, а через 25 – лауреатом Госпремии за участие в фильме «Сталинградская битва». Как сказал бы Бабель, что пользы, если на носу у вас по-прежнему очки, а в душе осень. Черно-белый экран как будто не выдерживает сравнения с яркими красками Бабеля. Исааку Бабелю картина «Беня Крик» не понравилась. Что вообще привлекло одесского писателя в преступном мире? Что заставило юношу из зажиточной еврейской семьи уйти из дома и поселиться на Молдаванке, в этом разбойном притоне тех лет, «резиденции короля», в одной из квартир старого еврея-наводчика Циреса, и, рискуя если не жизнью, то комфортом уж точно, записывать, наблюдать, преодолевать страх? Наводчика в конце концов убили, Бабелю срочно пришлось убираться восвояси, но он успел почувствовать притяжение этой безумной жизни и магию преступной власти. Изложить механизм этой притягательности было возможно на бумаге, и то с большим скрипом. У бабелевской правды были как влиятельные поклонники (Максим Горький, Владимир Маяковский), так и непримиримые враги (Буденный, чью Первую Конную Бабель «протащил» в «Конармии»). В кино, основной функцией которого в те годы была пропаганда, воспевание банды Крика было делом невозможным. Поэтому романтика преступности, то есть переступания через какие-то границы, ограничилась оголтелыми разъездами на телеге Фроима Грача, живописным убийством стукача Маранца и ловким ограблением кассы. И тем не менее магия целой «королевской» династии оказалась сильнее режиссерских намерений. В 26-ом году, после выхода фильма «Беня Крик» на экраны, в газетах появились разгромные рецензии. Писали, что «происходит открытое прославление уголовного хулиганства». Там же добавляли, что когда картина снималась на улицах Одессы, «вокруг собирались толпы хулиганов, с гордостью смотрящих, в какую честь попал их недавний соратник, и сами прихорашивались, зараженные чумною славой»… Один из революционных вождей Лазарь Каганович, посмотрев «Беню Крика», ужаснулся «романтизации бандитизма», и картину сняли с проката. А может, он просто заметил, что чекисты по фильму ничем не отличаются от уголовников. Очень уж шаткая граница… «Братцы, там, где есть государь император – там не может быть короля!» Каждая власть строит себе золотой фасад. Тайная цель любой власти – богатство. Сапоги, ружья, беднота – лишь средство ее захвата. Бедная власть никогда не внушит толпе уважения к себе. И гулять она должна широко. Новая власть раздавила не только разбойника. Исаака Бабеля ждала та же участь, что и его героя. Леонид Утесов, описывая нравы людей Мишки Япончика, упоминает о «моральном кодексе» уголовного мира Молдаванки, по которым запрещалось трогать врачей, адвокатов и артистов. У новой власти такого «морального кодекса» не оказалось. Бабеля арестовали, когда он работал над новой книгой. «Не дали закончить…», - сказал он, увидев вооруженных людей. Любимого писателя Максима Горького, писателя, о котором Ромен Роллан писал с восхищением, что его произведения полны дикой энергии, - расстреляли в 1940-м году. В тюрьме он провел 8 месяцев. Факт расстрела скрыли даже от родственников. Незадолго до ареста Исаак Бабель как-то заявил в разговоре с друзьями: - Я не жалею об ушедшей молодости. Я доволен своим возрастом. - Почему? - спросили его. Он ответил: - Теперь все стало очень ясно видно. |
