История
Руководитель
Солист
Репертуар
Гастроли
Фотоальбом
Пресса о нас
Партнеры
         
     
 

 

 

 

Бартошевич Алексей на "Худсовете"

18 марта 2005 года в гостях у «Худсовета» был доктор искусствоведения Алексей Бартошевич. Разговор шел о Питере Бруке.

«Любое ничем не заполненное пространство можно назвать пустой сценой. Человек движется в пространстве, кто-то смотрит на него, и этого уже достаточно, чтобы возникло театральное действие». Это цитата из Питера Брука. Режиссер уникальный, всегда разный и всегда узнаваемый. Его имя – одно из ключевых в театральной истории XX века. Он ставил Шекспира и Кокто, Теннеси Уильямса и Сартра, увлекался идеями Антонена Арто. С именем Брука связаны имена легендарных актеров - это Пол Скоффилд Лоуренс Оливье, Жанна Моро. Его мрачный и прекрасный «Король Лир» и «Гамлет», без преувеличения, потрясли мир. В 1971 году Питер Брук основал международный центр театральных исследований и вместе с артистами разных национальностей ставил театральные эксперименты в Африке, Иране.

- Алексей Вадимович, как бы Вы определили театр Брука? Это театр истинно режиссерский?

- Это театр большой идеи. Это театр концептуальный, но театр, в котором все строится на идее свободы. Если определять то, что можно назвать сущностью театра Питера Брука, то я бы сказал, что это театр, смысл которого - общение людей и общение национальных культур. Для Брука театр – это главный инструмент душевной коммуникации. Это главный способ соединения людей в одно сообщество. Это главный способ преодоления одной из главных трагедий XX века. Это трагедия человеческой разобщенности.

- Уже много лет театроведы спорят – существует ли так называемая система Брука? Она существует? И если да, то в чем заключается?

- Я бы сказал, что системы Брука, как системы Станиславского, такого же рода сформулированных тезисов, объединенных в целостное учение у Брука, пожалуй, и нет. Поскольку при всем его рационализме, при всей его трезвости, при всем том, что он очень европейский и очень английский, при этом он чуждается всякого рода слишком окончательной сформулированности.

- Мы уже достаточно давно живем в общемировой системе театральных координат. И сегодня сложно представить себе, как реагировали зрители, критика, режиссеры, артисты советской страны на то, когда Брук привозил свои спектакли сюда. Как это было?

- Вы знаете, это звучит уже совсем как-то по-мафусаиловски, но я ведь был на Гамлете Брука в 1955 году. Я был еще довольно маленький. Но я прекрасно помню то потрясающее впечатление, которое «Гамлет» со Скоффилдом произвел на театральную Москву, и какой глубокий след он оставил. Говорили о триумфе бруковского «Гамлета», а ведь это был первый в истории, по крайней мере, истории XX века, приезд английской труппы с Шекспиром в Москву и вообще английской труппы. Думаю, что дело в том, что этот спектакль замечательно совпал с тем, чего ожидал наш собственный театр, с тем волнением оттепели. Для меня рядом стоят два явления: с одной стороны - «Гамлет» Брука, этот утонченный, психологический, изящный, строгий и простой спектакль, и с другой стороны - первый опыт Олега Ефремова.

- В 1968 году в своей книге «Пустое пространство» Брук написал о том, что театр умер, театр умирает, и это понимают не только театральные кассиры, но и публика чувствует этот трупный запах. Брук провозгласил, что нет театра, который способен доставить истинное удовольствие зрителю, а всей жизнью опроверг собственное же высказывание. Как Вы думаете, сегодня Питер Брук сказал бы то же, что и в 1968 году?

- Я думаю, что Брук и теперь повторил бы с тем же основанием слова насчет того, что у театра казенного, формального, официального, самовлюбленного нет будущего. С тем же основанием, с каким бы он и сейчас бы сказал, что у театра живого, строящегося на душевных контактах людей, строящегося на простых и великих понятиях - и нравственных, и эстетических. У этого театра есть будущее... Брук не любит высоких слов, он бы этого слова не произнес, я за него произнесу: этот театр – бессмертен.


Беседу вела Полина Ермолаева