|
Евгений Бушков: "Музыкальное творчество – это процесс взаимной радости"VII Международный музыкальный конкурс «Щелкунчик» - серьезное испытание для юных музыкантов. Все они, безусловно, волнуются перед выходом на конкурсную сцену. О своем первом выступлении, первых ощущениях на сцене, о первых шагах в профессии нам рассказал дирижёр Государственного симфонического оркестра «Новая Россия», лауреат международных конкурсов Евгений Робертович Бушков.- Вы стали скрипачом, потому что Вам в детстве сильно хотелось играть на скрипке или просто скрипка была в доме? - Конечно, хотелось. Но хотелось потому, что скрипка была в доме. Мне кажется, что это абсолютно естественное желание. У меня есть старшая сестра. Она замечательно играет на скрипке, преподает и делает это в Америке с большим успехом. Она для меня всегда была кумиром. Поэтому, когда мне исполнилось три года, и меня спросили, буду ли я играть, я ответил, что буду играть на скрипке. Я сказал, что я буду играть этюд Баха. Мне кажется, неудивительно, что все дети из музыкальных семей, где постоянно звучит музыка, спрашивают: «Ну, а я когда же?» И только если в какой-то момент родители начинают очень сильно настаивать и говорить, что ты обязательно должен, то иногда начинается неприятие. Или музыка не живет в доме. Я не буду говорить, что это плохо, но чаще всего это случается в семьях оркестрантов, которые дома не занимаются. Это нормально. Просто дети не слышат, чем занимаются их мама или папа. Они думают, что мама и папа пришли с работы и находятся полностью в их распоряжении, занимаются неизвестно чем. А если они приходят домой и занимаются вместе, музицируют, и это является частью их каждодневного существования, то рано или поздно приходит вопрос «когда я буду этим заниматься», и никогда не возникает вопрос «когда я брошу все это дело». Потому что это форма существования, форма дыхания. - То есть нельзя заставлять ребенка и говорить ему «ты будешь это делать»? - Безусловно. Тут играет чувство противоречия. Когда нас что-то заставляют делать, мы, естественно, не хотим этого, причем это политики тоже касается. Если все делать очень мягко, давать развиваться событиям, то, как правило, люди хотят делать именно то, что надо, а не то, что не надо. - Какими были Ваши первые музыкальные впечатления? - Первые музыкальные впечатления были очень сильными. Просто они были уже на том уровне, на котором они обычно к детям не приходят. Я хорошо помню, сильнейшее впечатление на меня произвела запись концерта Паганини в исполнении Иегуди Менухина. Я был уже чуть постарше, играл на скрипке, но это было сильнейшее впечатление. Потом одной из любимых пластинок наряду с «Как муравьишка домой спешил» и «Маугли», была заезжена пластинка «Яша Хейфец играет концерт Мендельсона», потому что это было основное произведение. Песни Робертино Лоретти я тоже слушал до умопомрачения, - и это все было равноценно: сказки, «Рики-Тики-Тави», Мендельсон, Робертино Лоретти. - А петь не пробовали? - Я орал. Петь не пробовал, но голос у меня был достаточно громкий. Особенно если я против чего-то возражал. - Против чего Вы возражали? Против критики? И, кстати, как Вы учились? Были тихим отличником? - Я никогда не терпел критики. Особенно это было проблематично, когда я занимался с педагогом по специальности. Когда в первый раз я пришел на урок к Леониду Борисовичу Когану, мне было 11 лет, планировал, что через какие-то годы он возьмет меня к себе в класс, - так оно и получилось, - но тогда он об этом не знал. И была легендарная история (для меня легендарная): я должен был играть с фортепиано трудные произведения, но концертмейстер не пришел. Я вынужден был идти один. А для меня Коган был все равно, что Паганини. Они были одинаково далеко в прошлом, равноудалены от меня. И вдруг выяснилось, что, во-первых, Коган жив, а во-вторых, он сидит напротив меня. Сам Коган! Левая коленка дрожала так, как никогда в жизни. Я никогда в жизни больше так не волновался, как тогда, когда меня поставили играть без концертмейстера. Я знал, что я играл хорошо; волновался, но для своего возраста я играл хорошо. Поэтому, когда он меня абсолютно разгромил, просто уничтожил, совершенно невзирая ни на возраст, ни на волнение, - он меня просто уничтожил своими замечаниями. Я спускался по лестнице, у меня был ком в горле, но я был убежден, что это он ничего не понимает. И вот эта история, мне кажется, очень показательная. То есть, я был настолько уверен, что та дорога, которой я иду, единственно правильная, - это мне потом в жизни довольно часто помогало. - Разве можно с детьми вот так, как поступил Коган? - С педагогической точки зрения, может, и не стоит - не все обладают такой уверенностью, как я. Однако три года спустя я пришел к нему уже фактически играющим скрипачом, в 14 лет. Надо сказать, что он относился ко мне необыкновенно. Позже я встречался со многими другими учениками Когана – взрослыми студентами Консерватории - и у нас никогда не совпадали впечатления и воспоминания о нем. Для меня эти уроки с Коганом, которых было не очень много, каждый остался в памяти до последнего слова. Других же он давил, с ними он был жесток, они не видели никаких реальных преимуществ от занятий с ним в те годы. А для меня было величайшим счастьем, что я сумел это застать и попал на последние годы его жизни в качестве его ученика. Я ни с кем не могу разделить эту радость, - никто меня не понимает, но, тем не менее, так было. - Самое первое свое публичное выступление Вы помните? Где это было? - Я не могу вспомнить, когда было совсем первое выступление, потому что уже на экзамене в Центральной музыкальной школе (ЦМШ), мне только исполнилось 7 лет, меня уже слушал народ. Причем народ такой, что каждый десятерых стоил. Каждый педагог был личностью, - уже можно было волноваться. Я играл концерт Вивальди. Так что это было уже публичное выступление. А после этого, я первый раз играл уже с оркестром. Это был концерт Баха, играл я его, кажется, в городе Саратове. В любом случае, у меня сохранилась тетрадь, - если кому-то интересно узнать, как учили в то время, какие произведения давали, зачем, а также как часто ученики ЦМШ выступали на концертных площадках, - у меня эта тетрадочка сохранилась, в ней перечислены все выступления, начиная с 1 класса. - Вы сами писали? - Сначала - не я, потому что я писал корявым почерком. Писала моя старшая сестра, а начиная класса с 3-4, я стал записывать уже сам. Потом, конечно, бросил, потому что организации перестало хватать, и уже какие-то появились пробелы. - И все же, каковы были ощущения на концертах? Вы терялись на публичных выступлениях? - Нет. Совершенно точно могу сказать. Все педагоги, с которыми я работал, и родители, которые меня тоже слушали, говорили о ценном качестве, которому невозможно научиться, невозможно купить: на концерте выступление всегда было лучше. Папа очень волновался, всегда был очень недоволен репетициями, и так вплоть до сегодняшнего дня. На концерте, видимо, есть какие-то специальные взаимоотношения с этим залом, который тебе дает энергию; есть ощущение внутренней мобилизации, поэтому всегда что-то появлялось. - Вернемся к «Щелкунчику». Вы были на конкурсе. Может быть, кто-нибудь из ребят напомнил Вам Вас же в этом возрасте? - Так трудно сказать. Я иду на конкурс с очень открытым сердцем, открытым слухом. Я с удовольствием вспоминаю время своей первой работы в этом жюри как удовольствие от общения с этими необыкновенно одаренными людьми. Есть разные дети, но некоторые из них дарят настолько сильные переживания, что компенсируют все остальное время, когда эти переживания не доходят до такого градуса. С собой я не сравниваю, потому что я учился в другое время. У нас была немножко другая обстановка, вся жизнь была немножко другая. И очень трудно себя сравнить - себя по своим ощущениям в те времена, - с этими детьми, которые сражаются теперь с совсем другими проблемами. Конечно, когда выходит молодой человек и играет концерт Венявского, играет так, что заставляет себя слушать, волей-неволей ты начинаешь вспоминать, как ты это делал примерно в том же возрасте. Вот почему нам было так приятно включить концерт Венявского в программу нашего концерта и запись после конкурса, более того, мне представилась возможность дирижировать это произведение, - принять в этом участие уже с другой стороны. - Каковы Ваши пожелания ребятам? Что бы Вы посоветовали, пообещали? - Я бы пообещал, что, как бы участники конкурса ни играли, мы всегда будем слушать их с чрезвычайно открытым сердцем, с большой радостью. Еще пожелал бы думать только о том, что выход на сцену и музыкальное творчество – это процесс взаимной радости. Мне кажется, это чрезвычайно поможет не только на конкурсе, но и на всех ваших будущих выступлениях. |