Ильинский Игорь: "Когда пробуждаются мертвые". Игорь Ильинский глазами Эльдара Рязанова


	Главная		История		Руководитель		Солист		Репертуар		Гастроли		Фотоальбом		Пресса о нас		Партнеры

Ильинский Игорь: "Когда пробуждаются мертвые". Игорь Ильинский глазами Эльдара Рязанова

Последняя картина с Игорем Владимировичем Ильинским, перед «Карнавальной ночью», была снята года за два или за три. Называлась она «Безумный день», и ставил эту картину, дай Бог памяти, режиссер Тутышкин. Эта картина не прозвучала, и вы, наверное, первый раз о ней от меня слышите... До этого был очень большой перерыв, лет наверное 15. Это была «Волга-Волга», картина знаменитая, принесла ему очень много лавров и зрительскую любовь, потому что, конечно, артист, играющий только в театре, тоже знает зрительскую любовь, но в значительно меньших дозах, чем киноактер, ведь там зрительный зал во много тысяч раз больше, чем зал театра. Поэтому, какие отношения были у Игоря Владимировича с киноискусством, я не знаю, я знаю, что киноискусство вело себя по отношению к нему преступно. Оно просто не замечало и не снимало такого замечательного актера.

Возможно, что неудача с фильмом «Безумный день» наложила какой-то отпечаток на его психологию. Во всяком случае, когда я к нему пришел, я этого не чувствовал. Он встретил меня очень вежливо, любезно, симпатично. Сначала я с ним поговорил по телефону, потом послал ему сценарий. Когда я пришел, он стал говорить, что ему это не очень интересно, потому что бюрократа он уже играл, Бывалова в «Волге-Волге». Здесь тоже бюрократ, и поэтому как-то не хотелось бы повторяться. Естественно, он не знал, кто такой режиссер Рязанов, потому что режиссер Рязанов к этому времени ничего еще не поставил. Но про это он не говорил, как человек вежливый и воспитанный.

Я должен вам сказать, я не хотел, чтобы Игорь Владимирович снимался, потому что я хотел снимать другого актера - Петра Александровича Константинова. Он народный артист Советского Союза, работал в Малом театре тогда, а до этого - в Театре Советской Армии. И была кинопроба у Петра Александровича Константинова такая, что получался Огурцов такой страшный, такой натуральный, такой настоящий, что когда Пырьев посмотрел, он понял, я-то этого еще не понимал, но он понял, что эта картина не выйдет на экран и никогда не увидит света. И он мне сказал: «На роль Огурцова надо брать Ильинского».

Я честно скажу, что я был очень озадачен, потому что Игорь Ильинский был уже знаменит до того, как я родился, потому что в 26 году вышла картина «Когда пробуждаются мертвые», он там играл главную роль. Я еще не родился, понимаете, а после этого была и «Аэлита», и «Закройщик из Торжка», и «Праздник святого Иоргена». Он просто был уже очень популярен и гремел. И я думал о том, боже мой, вот этот знаменитый человек придет ко мне, к дебютанту, начнет диктовать свои условия, начнет мной помыкать. Потом, у меня еще было такое мнение, что чем актер крупней, тем он недисциплинированней. Это обязательно должен быть самодур, может, этой репутации способствовали какие-то старые русские водевили об актерах, может быть… Я не помню, почему у меня была такая точка зрения, поэтому я, скорее, очень не хотел, чем хотел, чтобы Игорь Владимирович играл.

Когда он стал говорить о том, что он это играл... Я думал, ну какое счастье, сейчас он откажется, все, приду к Пырьеву с легкой душой, скажу - отказался. Игорь Владимирович сказал: «Ну, не знаю, вообще». Я как-то все-таки должен его уговаривать, я же не мог прийти и сказать, - ну и до свидания, спасибо, и ушел. Это было бы странно. Он на меня посмотрел как бы с большим подозрением. Я делал вид, что я его уговариваю, говорил, что бюрократы сейчас другие, не такие как они были в эпоху Бывалова, что правда. Он оживился, мы стали беседовать и стали разговаривать о том, какие нынче бюрократы, и как-то в результате нашей беседы он сказал: «Ну что ж, давайте поищем, давайте попробуем». Я понял, что он не прочь сыграть эту роль. И когда после этой беседы мы разошлись, я не могу сказать, что у нас установился какой-то такой добрый контакт настоящий. Это было взаимное прощупывание, но я был очарован его интеллигентной манерой разговаривать, его умом, его тактом и отношением ко мне. Я уж потом понял, что Игорь Владимирович, который работал с прекрасными режиссерами, с самыми сильными режиссерами Советского Союза, актер, воспитанный школой Мейерхольда, он относился к профессии режиссера очень серьезно, с большим уважением. Короче говоря, после первой нашей встречи мы расстались довольные друг другом. Мне он понравился, мне понравилась его деликатность, его размышления, и мне показалось, что я тоже ему… не говорил откровенные глупости, скажем так.

Мы сделали кинопробу. И на кинопробе я понял, что я встретился вообще с замечательным актером, и конечно, это был другой Огурцов – то, что делал Игорь Ильинский. Он был не столько страшен, сколько смешон, хотя все те краски, которые необходимы были для разоблачения этого образа, он применил, и, думаю, даже значительно в большем ассортименте, чем если бы это мог сделать замечательный артист Константинов. Работали мы дружно, прекрасно. Я должен сказать, что мое мнение о том, что крупный актер, великий актер - самодур, опрокинулось полностью. Ильинский ни разу не опоздал ни на одну репетицию, ни на одну съемку. Никаких не было амбиций, недовольства по поводу того, что ему что-то там недооказали какого-то уважения, но его действительно очень уважали, так что не было раболепия, не было пресмыкательства. Он был просто старший наш друг и старший наш товарищ.

Я очень ценю то, что он задал тон уважительного отношения ко мне, и когда другие артисты, более молодые и более невоспитанные, видели, что сам Ильинский относится к режиссеру с таким почтением, внимательно выслушивает и исполняет его указания, то они поняли, что, очевидно, так оно и должно быть. И могу сказать одно, что благодаря Ильинскому у меня на всю оставшуюся жизнь возник очень сердечный диалог с исполнителями. Когда я говорю «сердечный диалог», я имею в виду дружбу. Это не относится ни к полу, ни к возрасту, это относится только к таланту. И все последующие мои ленты, у меня всегда с артистами были замечательные и прекрасные отношения. Я думаю, что научил меня, в общем-то, Игорь Владимирович, потому что это была первая школа работы с крупным актером.

После того, как случилась «Карнавальная ночь», у которой был сумасшедший, сногсшибательный успех... я должен сказать, что ничто не сплачивает людей, как совместный успех... И у нас с Игорем Владимировичем установились очень славные отношения. Нет, мы не ходили друг к другу в гости и не встречали вместе Новый год, потому что все-таки была огромная разница в возрасте, но, тем не менее, я понял, что он ко мне как к режиссеру относится очень тепло и сердечно, и был просто восхищен, что встретился в своей биографии с таким замечательным актером, что моя режиссерская судьба началась со встречи с Игорем Владимировичем Ильинским.

Когда я стал делать следующую картину, которая называлась «Человек ниоткуда», это была история о том, как снежный человек пришел в Москву, и что из этого вышло. Сценарий писал Леонид Генрихович Зорин, и там был главный герой, которого звали «Чудак». Чистый, наивный, очень сердечный. Он был людоед, правда, он был людоед избирательный. Он ел только плохих людей, а хороших людей он не ел, наоборот, хороших людей он защищал. Это должна была быть условная картина, своего рода притча.

После того, как я делал пробы с разными артистами, я понял, что никто не поднимается на уровень такого обобщения, условную какую-то манеру игры, чтобы была вера этому артисту, что он такой наивный, что он такой честный, что он такой добрый, и что он такой людоед. Причем роль была насыщена большим количеством физкультурных трюков. Там он должен был демонстрировать скорость бега и свою неслыханную силу. Это дитя природы вообще-то, получеловек, он в конце фильма становится человеком только.

Игорь Владимирович с большим сомнением отнесся к этому моему предложению и говорил о том, что это ему уже не по возрасту. Там очень много спортивных трюков, надо полуголым сниматься значительную часть фильма. Но я его уломал. И он мне поверил, поскольку, еще раз говорю, у нас за плечами стояла удачная, успешная работа. И начали мы снимать. И выяснили, что Игорь Владимирович оказался прав, потому что когда ряд трюков пришлось делать каскадерам, и это было видно, что сам Ильинский не может выполнить, потому что ему было в районе 60-ти. Возраст, конечно, был помехой для того, чтобы он абсолютно подходил к этой роли. Он первым понял это и стал отказываться. Я сначала противился, потом мы снимали, и я понял, что, в общем-то, он прав. Он изнутри почувствовал свое несоответствие этой роли. Потом эту роль сыграл Сергей Юрский, это был его дебют в кино.

Мы с Игорем Владимировичем расстались, причем расстались так, что ни у него не осталось осадка по этому поводу, ни у меня, потому что это было добровольное наше решение, как мы начали работать, и когда мы расстались. Оно родилось взаимно. И поэтому отношения остались хорошими, прежними, несмотря на то, что обычно режиссер снимает артиста с роли, и артист в порыве гнева или каком-то другом порыве уходит из картины, и обычно отношения человеческие, дружеские рвутся. Здесь этого не произошло.

Когда я приступил к следующей картине, которая называлась «Гусарская баллада», где была замечательная роль Кутузова… Роль была небольшая, но очень значительная, очень важная. И это была комедия. Я понимал, что роль Кутузова тоже должен играть комедийный артист. Драматический артист не годился. Тем более, еще недавно на памяти были многие фильмы о полководцах, великих людях, которые трактовались у нас в 40-х годах как такие монументальные, изрекающие истины, в общем-то, монументы, а не живые люди. И мне, как реакцию на все это, хотелось сделать, чтобы роль Кутузова была такой народный, чтобы это был человек с хитрецой, который обманул Наполеона и вообще выгнал его из России. Тем более, я понимал, что если вот такого хитрого, мудрого. умного, бывалого полководца обведет вокруг пальца девчонка, то это еще будет вызывать дополнительный, комедийный эффект.

Я пробовал многих актеров на роль Кутузова, прежде чем добрался до Ильинского. Я сначала к нему не обращался. Но не получалось, что-то не получалось, чего-то не хватало. Причем я не искал портретного сходства, потому что портретное сходство, ну что там: седой парик, седые волосы длинные и глаз с повязкой… А еще фельдмаршальские, генеральские эполеты, в общем, все в порядке. Ильинский встретил меня с отрицательным мнением. Он сказал, что во-первых, это маленькая очень роль. Он уже не может играть такие маленькие роли, он очень крупный артист. А потом, фраза, которая меня потрясла: он недостаточно стар для этой роли - Кутузов в 1812 году был старше, чем Ильинский сейчас. Этого я вообще совсем не понял, будучи еще человеком молодым. И я начал его уламывать и уговаривать. Причем я, уже обжегшись на предыдущем примере с «Человеком ниоткуда», очень внимательно, очень взвешенно, очень задумчиво подошел к этому предложению.

Дело еще заключалось в том, что и студия не хотела, чтобы снимался Ильинский, потому что бытовало такое мнение, что народного полководца, героя, князя, его Сталин упоминал в обойме великих людей российских: «пусть осенит вас великое знамя Суворова и Кутузова, Минина и Пожарского» и так далее… Он как бы икона, и поэтому относились к моим попыткам привлечь Ильинского очень отрицательно. Но я тогда начал работать на два фронта. На студии я делаю вид, что я ищу другого артиста, там какие-то еще пробы делал, фотопробы, а Ильинскому я врал, что студия мечтает, чтобы он снялся в этой роли. В конечном итоге я его уломал. Очевидно, у меня была сильная энергия и какое-то биополе, если я смог переубедить Игоря Владимировича. Когда уже зима уходила, я успел снять то, что мне было необходимо снять на белой натуре - проезд Кутузова среди войск по деревне, которая его приветствует, кричат ура, потому что вера в Кутузова была огромная, и только на него надеялся русский народ, что он выгонит бусурмана и супостата из российских глубин.

Потом студию я поставил перед фактом, что мы уже сняли Ильинского, и что очень хорошо. Мне поверили. И я снимал. Гнали картину к юбилею, она должна была выйти 7 сентября 1962 года. Ильинский сыграл замечательно. Он сам разошелся, он понял, что роль очень интересная, да она была еще и в стихах, и она была одновременно и водевильной, и пафосной, сочеталось хитрое лукавство человеческое, старческое, с мудростью полководца. Все это, мне казалось, было и являлось, с моей точки зрения, одной из удач картины.

Дальше начались большие, большие неприятности, потому что страна не освободилась от тех представлений, которые прививались в советское время, во времена культа личности. Короче говоря, я узнаю, ко мне с трудом успели… 29 августа картина была готова, а через неделю нужно было выпускать на экран, потому что, как говорится, дорого яичко к Христову дню, хотелось, чтобы эта картина пошла в день 150-летия Бородинской битвы, 7 сентября 1962 года. И вдруг я узнаю, что картина вроде бы положена на полку. Что что-то там не нравится и понять невозможно, потому что никто ничего не сказал. Я узнаю, что на «Мосфильм» приехала Екатерина Алексеевна Фурцева, министр культуры, тогда еще не было «Госкино», а кино входило в министерство культуры…

Я узнаю, что Фурцева приехала к генеральному директору «Мосфильма» и решила, что я с ней встречусь. Я пошел толочься в предбаннике - так называют зал перед кабинетом директора. И сидит, конечно, Фурцева. Я к ней подошел, представился, она меня никогда не видела, до этого не знала.
- Как Вы могли допустить такую страшную ошибку! Как Вы могли пригласить на роль Кутузова Игоря Ильинского? Нет, нет, я люблю Ильинского, он замечательный артист, но Вы же оскорбили память нашего великого полководца - князя, фельдмаршала, спасителя Отечества. И когда он появится на экране, зал будет гоготать.
Я говорю:
- Ну и замечательно, если будет, это же комедия, здесь должны люди смеяться.
- Нет, нет, это ошибка.
Короче говоря надо переснять, надо заменить артиста. Я говорю: «Я не могу заменить, потому что сейчас лето», - это был конец августа, 30-е августа что ли. «У вас в кино все можно», - сказала госпожа министерша и на каблучках зацокала вон из этого предбанника. Я остался и узнаю, что в этот же день пошли телеграммы в прокат, что картина положена на полку, что она не выпускается на экран. Очевидно, до тех пор, пока не придет новая зима, и я не пересниму с другим исполнителем.

Хорошо, что такие бывают случаи, когда фраза начинается со слова вдруг. Это было время, когда в газетах регулярно смотрели новые фильмы. «Комсомолка» и «Правда», и «Литературка», и «Известия» приглашали к себе новые фильмы со съемочной группой, и вот тут раздался звонок из газеты «Известия» с просьбой показать новую картину «Гусарская баллада».

Журналисты не подозревали, что над картиной сгустились такие мрачные тучи грозовые, и конечно, если бы это были не «Известия», то картину министерство культуры не дало бы на просмотр. Но там был один нюанс. В это время газету «Известия» возглавлял Алексей Аджубей, очень талантливый, кстати, журналист, и при этом еще был зятем Хрущева, то есть генерального секретаря ЦК Коммунистической партии Советского Союза. И конечно, отказать газете, которую возглавляет Аджубей, они не решились. И у меня зациклилась надежда. Я не был знаком с Аджубеем, но прискакал туда, нацепил галстук. Я помню, я спросил - будет ли Аджубей. «Обещал быть», -сказал журналист, который устраивал просмотр. Все журналисты собрались. Наконец, вошел Аджубей с ребеночком, ему лет 8 было, может 9, с инфантом, с дофином, с наследником - называйте его, как хотите. Погас свет, и началась демонстрация фильма. И вдруг, во время титров, когда стали стрелять мультипликационные пушечки, в зале раздался детский крик - истошный, капризный: папа, не хочу я это смотреть, не буду я это смотреть. Аджубей встал, взял ребенка за руку и вышел из зала. Я понял, что я погиб окончательно, что надежды, которые у меня возникли, рухнули. Я погрузился в прострацию. Где-то минут через 10, когда уже Наполеон вторгся в Россию и начал свое победоносное вторжение, в зал вернулся Аджубей без ребенка. Он его отправил к шоферу, гувернантке, не в курсе дела. Он вернулся.

Журналисты очень хорошо смотрели фильм, смеялись, аплодировали. Я потом выступал очень скверно, потому что я был в абсолютной прострации. Аджубей ко мне не подошел, со мной не познакомился, я тоже к нему не подошел. В общем, я ушел оттуда в совершенно жутком настроении, понимая, что жизнь кончилась, карьера сломана, зачем я родился в этой стране…

Журналисты, которые опять-таки не знали о том, что картина опальная, в газете «Неделя», это даже не «Известия», это приложение к газете «Известия», которое выходило по субботам раз в неделю... Малюсенькая заметочка была, ну малюсенькая. Эта заметка была написана Лордкипанидзе. Это было первое впечатление о том, какая замечательная картина, и самое главное украшение - это работа Игоря Ильинского, который создал замечательный, смешной, полнокровный, величественный образ народного героя, полководца, князя, фельдмаршала Голенищева-Кутузова Смоленского Михаила Илларионовича. Этого было достаточно. Система у них там была отлажена невероятно. Через 2 дня - газета вышла 5-го, а 7-го числа состоялась премьера.

На кинотеатре «Россия», тогда это был самый крупный, самый модный, самый хороший кинотеатр, висели огромные плакаты. Когда успели нарисовать - не понял, ночью, наверное, рисовали. И была торжественная премьера, где в президиуме сидели режиссеры, оператор, артисты - Лариса Голубкина, Юрий Яковлев и Игорь Владимирович Ильинский, который даже не подозревал, что он своим участием оскорбил память нашего великого народного полководца. А потом картина пошла по стране. Газета «Правда» даже написала о ней свою рецензию. Я никогда - ни до, ни после - не удостаивался милости, чтобы эта газета заметила мои творческие попытки. Ну вот так, потом было около 50 миллионов зрителей, которые за год ее посмотрели. Все замечательно, а с Игорем Владимировичем у нас продолжали оставаться прекрасные отношения.

Дорогие зрители, вы посмотрите картину «Когда пробуждается мертвый». Эта картина немая, сделанная в 1926 году режиссером Дмитриевым. Ее извлекли из архивов, я ее тоже не видел, но сейчас буду смотреть и думаю, что это будет очень интересно, потому что увидеть то, что предшествовало рассвету большого таланта, всегда интересно. Я убежден, что мы сейчас с вами увидим в этой картине зачатки того потрясающего дарования, которым Игорь Владимирович Ильинский блистал всю свою оставшуюся жизнь.

Эльдар Рязанов.
По материалам программы «Шедевры старого кино»

Читать также
Шедевры старого кино. «Когда пробуждаются мертвые»