Человек дождя. Иннокентий Иванов: “В Москве настоящему пессимисту не место”


	Главная		История		Руководитель		Солист		Репертуар		Гастроли		Фотоальбом		Пресса о нас		Партнеры

Человек дождя. Иннокентий Иванов: “В Москве настоящему пессимисту не место”

Иннокентий Иванов: “В Москве настоящему пессимисту не место”.

Кто первым начал обрабатывать алмазы? Почему кошки гуляют сами по себе и откуда в Россию пришла мода на бильярд?
Поставить этими вопросами в тупик Иннокентия Иванова, автора и ведущего программы “Сферы”, не удастся. По словам Иннокентия, он помнит все свои сюжеты, ни за что не променяет питерские туманы на московский оптимизм и терпеть не может галстуки.

Семейные оковы

— Почему на майские праздники никуда не ездили? Большинство Ваших коллег махнули галопом по Европам.
— Работы много. В Москву на съемки в студии я выезжаю раз в месяц, но монтаж сюжетов в Питере идет постоянно. Так что и не вырвешься никуда.

— Но Вам же не обязательно участвовать во всем процессе подготовки программы? Пришли в студию, текст зачитали и свободны.
— Да нет, мы же всей командой решаем, что и где снимать. Тексты я пишу сам — от начала и до конца. За исключением тех сюжетов, что корреспонденты привозят из командировок. Но и там работы хватает — программа авторская, а потому все тексты я переписываю под свою манеру.

— Раньше Вы много бывали в командировках, а теперь?
— Давно уже никуда не выбирался, и особенно нет желания. Я достаточно поездил по миру. К тому же у меня маленький ребенок — сыну 4 года, хочется с семьей побыть.
Но когда мое присутствие требуется, приходится ехать. Иногда принимающая сторона так прямо и заявляет: хотим, чтобы был Иванов.

— От начальства сильно зависите?
— Как любой автор и ведущий. Хотя мы с моей супругой Мариной Бирюковой — режиссером программы — в отличие от остальных сотрудников не состоим в штате “Культуры”, но программа-то является штатной. И это необходимо учитывать.

Сырости ему не хватает

— На концертах и презентациях подрабатывать продолжаете?
— Не подрабатывать, а работать. Ведь ведение всяких мероприятий — это часть работы любого телеведущего. И тут дело не только в деньгах — иногда мне это нравится. Из любимого — циклы концертов популярной классики, которые я вел в Эрмитажном театре.

— А на что-то более приземленное соглашаетесь?
— По-разному. Думаю, вести презентацию каких-нибудь пельменей я, скорее всего, откажусь. А вот против ювелирных украшений, модных показов или церемоний награждения ничего не имею.

— Пельмени не любите?
— Да почему, люблю.
Просто руководствуюсь внутренним ощущением — не мое это, не хочу.

— Москва — тоже не Ваш город? Все равно к нам регулярно ездите, переселиться не думали?
— Честно говоря, переезжать не хочется. На два города жить при определенной загруженности работой — пожалуйста. А так… Питер — город пессимистов, и мне, как настоящему пессимисту, в нем уютно — в этом тумане, сырости. Когда у тебя все хорошо и ты выходишь на питерскую улицу, то сразу понимаешь, что все будет плохо. В Москве наоборот.
Все плохо. Выходишь на улицу — и понимаешь, что все будет хорошо.

Стервятники экрана

— Слышала, Вы считаете, что никакого кризиса у нас на телевидении нет.
Но крутят-то одну “лицензию”, своих программ почти не осталось.
— Ну и что? У нас же все другое. Вы в Германии телевизор включите — скукотища! Документальные фильмы на уровне школьного учебника. Или, например, игра “Кто хочет стать миллионером?”: вопрос-ответ, вопрос-ответ. Очень сухо. А наши между вопросом и ответом еще и поговорить успевают. Менталитеты разные.

— Вы учились в США, а не хотели бы поработать на западном телевидении?
— В Европе я работать бы не смог, потому что как хорошо я ни говорю по-английски, но от акцента никуда не денешься. В Америке понятия “акцент” вообще не существует, так что язык мне бы не мешал. После аспирантуры в Америке мне предлагали остаться работать там, но желания у меня не возникло — у нас в России все-таки интереснее.

— Дома-то телевизор включаете?
— Я довольно много смотрю. Во всяком случае новые проекты стараюсь не пропускать вне зависимости от того, развлекательное ли это шоу или серьезные программы. Нужно хотя бы раз посмотреть — просто чтобы быть в курсе.
Люблю западные фильмы 1930—1950-х годов — их теперь довольно часто показывают. Бывает, попадаются хорошие документальные фильмы. Но в этом смысле сильно надоели бесконечные “тайны” 20—30-х годов.
Кажется, тайн-то уже никаких не осталось, а фильмы все снимают и снимают…

— Зачем?
— Любой документальный фильм привязан к хронике. Съемок тех времен в киноархивах достаточно — с этой темой легче работать. А вот для того чтобы сделать цикл о, например, событиях XIX века, придется очень долго сидеть в архивах. Архивы-то наши часто не систематизированы, поди, разберись, где там что.

Имидж куклы

— Вы считаете себя эрудитом?
— Если эрудит — это человек, который знает много фактов из разных областей жизни, то, пожалуй, считаю.
Я помню все свои сюжеты.

— Какой же хаос, должно быть, творится у Вас в голове…
— Не переживайте, там все разложено по полочкам.

— Разрешите Вас процитировать: “Если бы я в жизни был таким же, как на экране, то это был бы ужас”. Что прикажете думать?
— Ну, это я, может быть, слегка сгустил краски… Но разница, конечно, есть. В жизни я значительно веселее, “живее”, пошутить люблю. Не такая кукла, как в кадре.

— Кукла? Все-таки Вы себя явно недолюбливаете…
— Любой человек с экрана — это кукла. Кто же еще? Ведущий всегда надевает на себя некую маску.
Хотя не скажу, что я специально придумывал свой имидж. Он сложился со временем. С годами у каждого ведущего появляются собственные штампы, которые потом критики называют стилем или чем-то еще в этом роде: какие-то жесты, интонации, манера.

— В общем, в магазин Вы в костюме и при галстуке не ходите?
— Да я костюмы ненавижу! У меня их в шкафу много висит, но надеваю только по крайней необходимости. А галстуки вообще завязывать не умею! Недавно приехал в московскую студию, а стилиста нет.
Всей съемочной группой по кабинетам бегали — искали, кто мне его завяжет. И что вы думаете? В результате не мужчина меня спас, а женщина!

Слишком взрослый сын

— Вы вместе с супругой работаете. Такой тандем и в жизни, и в профессии не утомляет?
— Вовсе нет. Наоборот, очень удобно — в любое время можно решить любые вопросы. Но главное, мы же любим друг друга, и работа тут ни при чем.

— У Вас, знаю, есть еще старший сын. Ему почти 20. Легко находите с ним общий язык? Когда Вы говорите “молодое поколение”, это звучит с изрядной долей скептицизма.
— С сыном у нас очень хорошие отношения, но, честно говоря, в целом я к поколению двадцатилетних отношусь не очень хорошо.
Хотя мне и самому всего 34 года, но мы совсем разные.
Думаю, тут дело в образовании. Я смотрю, какие знания получил в школе мой сын — это не то, что средний уровень, это гораздо ниже.
Важны ведь не только профессиональные навыки, но и общий кругозор. Профессионалов всегда много, а вот умных и образованных людей с широким кругозором сейчас гораздо меньше, чем раньше.

— Скажите, Вас и правда назвали в честь Смоктуновского?
— Вполне возможно. В те годы, когда я родился, он был очень популярен. Роман родителей развивался в эпоху театрального бума и суперпопулярности БДТ, где играл тогда Смоктуновский.
Хотя, может, просто хотели подобрать интересное имя к простой фамилии. Увы, сейчас уже этого у родителей не узнать, их уже нет.