|
|
|---|
 |
||||||||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
 |
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|||||||||
|
||||||||||||||||||
 |
||||
|
Москвин Андрей: Шедевры старого киноАндрей Москвин пришёл в кинематограф в середине 20-х: в романтичное время расцвета советского киноавангарда, время самых смелых поисков и экспериментов, когда чёткие авторитеты ещё не сложились и можно было идти своим непроторенным путём в искусстве.Отцы-основатели «Фабрики эксцентрического актера» – ФЭКС – Григорий Козинцев и Леонид Трауберг пригласили Москвина на свой третий фильм – «Чёртово колесо». «Хотите стать нашим оператором?» - «Можно»… На студии, правда, воспротивились – Москвин был слишком юн и неопытен. Но фэксы настояли. Камеру на первую съёмку дали Москвину под залог их зарплаты. Так началось содружество художников, повлиявшее не только на отечественный, но и на мировой кинематограф. Козинцев отмечал, что когда кадр полностью выставлен, когда уже всё готово и он собирается дать команду «приготовились», Москвин почти всегда совершал поворот ручки, совсем чуть-чуть, влево или вправо, вверх или вниз, – и становилось «совсем хорошо». «Чёртово колесо» удалось, фильм имел успех, но следующая картина – «Шинель» – оказалась настоящим шедевром. Многие кадры «Шинели» стали хрестоматийными. До сих пор фильм внимательно изучают операторы во всех киношколах мира. Перед нами оживает, становится реальностью фантастический мир гоголевской повести, преломлённый камерой Андрея Москвина. За «Шинелью» последовали «оптическая баллада» «С.В.Д.» и потрясающая киноживопись «Нового Вавилона». В Андрее Москвине каким-то удивительным образом соединялись художник и учёный. Он всю жизнь интересовался техникой и хорошо в ней разбирался, изобретал разные приспособления, модернизировал аппаратуру. Дома у Москвина был стол с тисками и сверлильным станком. А после войны появился хороший и довольно большой токарный станок. Однажды, придя на съёмочную площадку «Шинели», Козинцев застал Москвина за странным занятием: тот сооружал какие-то салазки. Устроив на них камеру и прикрепив их к плечам, Москвин при съёмке сцены «В нумерах» использовал аналог современного стэдикама задолго до его появления. А как-то раз Москвина застали с Эдуардом Тиссэ за очень серьёзным занятием: они вычисляли фокусное расстояние в глазу... комнатной мухи! Москвин так ярко вошёл в кинематограф, что очень быстро стал знаковой фигурой. Его уважали, а многие даже боялись. О нём складывали легенды и анекдоты. Сейчас очень сложно определить, где среди этих историй правда, а где вымысел. Ко времени работы над трилогией о Максиме относится знаменитая москвинская фраза: «Гораздо легче снимать картину, наворотив туда всего, что только можно – и облаков с виньетками, и лишних эпизодов, и сцен. Гораздо труднее выбрать необходимое и достаточное, дать в наиболее доходчивой форме то, что нужно». Эту фразу до сих пор многие операторы считают своей первой заповедью. Москвин не оставил после себя книг об операторском искусстве. Но оставил учеников. Он сам их выбирал. Натаскивал только на технику. Указывал только на ошибки. Это был его метод. Вслед за яркими киноэкспериментами первых фэксовских фильмов начались поиски простоты. Этого требовала сама реальность тридцатых, но была в этом и внутренняя потребность. Фэксы давно мечтали снять современный фильм. Не смотря на мощный революционный пафос трилогии о Максиме, фэксы продолжали, где это было возможно, чудить. А одним из самых выразительных кадров, отвечающих новой эстетике, стал финал «Юности Максима». Герой на фоне совершенно унылого и пустого поля… В Ленинграде к началу тридцатых возникла мощная операторская школа, которую Сергей Юткевич впрямую назвал «москвинской»... В Москве «талантливые люди работали каждый в отдельности». В Ленинграде практически на всех операторов наложил отпечаток уникальный почерк Андрея Москвина. Особой силы достигли портреты, которые Москвин снял в «Иване Грозном». Сергей Эйзенштейн начал снимать «Грозного» во время войны в Алма-Ате со своим постоянным оператором Эдуардом Тиссэ. Но что-то не заладилось. Для выполнения грандиозного замысла Эйзенштейну понадобился Андрей Москвин. В итоге Тиссэ снял в «Грозном» натуру, а Москвин павильоны. Даже небольшие персонажи в картине имеют свои индивидуальные световые характеристики. Условный москвинский свет в условном пространстве порождал гнетущую атмосферу царских дворцов, где власть обретала силу, замешанную на крови. «Простые люди» стал последним совместным фильмом Козинцева и Трауберга. Москвин снимал картину параллельно с «Иваном Грозным». Сюжет об авиазаводе в тылу режиссёрам был навязан сверху. Но окунувшись в материал, увлеклись. В воображении Козинцева производственная картина стала превращаться в эпос. Понадобилось «величие масштаба». И Козинцев обратился к Библии. Так появился образ исхода на Восток. С Козинцевым Москвин проработал до конца жизни. Последней их картиной стал «Дон Кихот». Москвин во всю готовился к съёмкам «Гамлета». Но снять не успел… Андрей Москвин не выплёскивал наружу своих переживаний, всё держал в себе. Копил… Такие люди долго не живут. Андрей Николаевич Москвин – великий русский оператор с мировым именем – прожил ровно шестьдесят лет. |
