|
"Звезда": режиссер Николай Лебедев о фильмеРежиссер Николай Лебедев:Я очень давно не перечитывал "Звезду" Казакевича перед тем, как взяться экранизировать ее. Читал в детстве, очень далеком и хорошо помню только красную звездочку на обложке. Поэтому когда "Мосфильм" предложил перечесть повесть с тем, чтобы экранизировать ее, я был поражен тем, насколько она не военная, не шаблонная, какая она лиричная и романтическая. Мне показалось, что это история отчасти про меня, про моего брата, про моего отца. И уж наверняка про моего деда и дядю, которые погибли на фронте, потому что это была история про обычных людей, а не про военных, не про маршалов, не про генералов, не про тех, кто был научен воевать и нести эту тяжкую службу, а про тех, кого время бросило на амбразуру и кто в силу своих возможностей, в меру своих сил, своей человеческой порядочности старался выполнить свой долг по отношению к стране и защитить своих близких. Поэтому когда мы стали снимать эту картину, мне было очень важно, чтобы герои фильма по возрасту соответствовали героям повести, чтобы они были такими же мальчишками. Картина режиссера Александра Иванова несет в определенной степени отпечаток того времени, того кинематографического стиля, что нормально и закономерно и, по моему разумению, очень даже хорошо. Мне кажется, что, конечно же, Меркурьев, которому за сорок, Крючков, которому за сорок, - они совсем другие в фильме, они не те мальчишки бесшабашные, озорные, даже в чем-то нелепые на этой войне, - и оттого обостреннее чувство потери. Но актеры-то замечательные, и смотреть за ними очень здорово. Я в общем человек насмотренный и довольно много видел картин в своей жизни, но – и это мое большое везение, - той старой "Звезды" до начала работы над своей картины, я не видел, поэтому у меня не было никаких шаблонов в голове. Вполне возможно, что если бы я посмотрел ту картину и у меня сохранился бы образ того фильма, я бы все-таки бессознательно пытался как-то воспроизводить на экране. А так, я сначала придумывал своей фильм и потом посмотрел "Звезду" Александра Иванова. Я уже был на пороге съемок своей "Звезды", и я очень боялся, что та «Звезда» вдруг произведет на меня очень сильное впечатление, и я уже не смогу работать спокойно: я все время буду думать о том, как иначе выстраивать историю. И вдруг вообще ничего, поэтому я снимал свою "Звезду" абсолютно спокойно, я не думал о соревновательности. И только когда мы закончили съемки, я пересмотрел "Звезду" Александра Иванова и влюбился в нее совершенно безоговорочно и бесповоротно. Это совершенно необъяснимое чувство, я никогда его не испытывал ни до, ни после, когда ты видишь своих героев, с которыми ты сроднился, и они другие. Они произносят текст, который ты знаешь до слез, но произносится он иначе, и мизансцены, которые ты продумывал, придумывал вместе со своими коллегами, - они такие же и тоже чуть иные. Вот это ощущение дежавю, какого-то сладкого, пленительного дежавю, меня не покидало на протяжении всего просмотра. И в этот момент, в момент такого странного узнавания, в момент такой странной близости с героями своей картины я вдруг понял насколько она искренна сделана, насколько она пронзительна, насколько она человечна. Я так полюбил этих и моих, вроде как моих и не моих героев, я почувствовал, что они отчасти мне очень родные. Родные не только как зрителю, но и как человеку, который имеет некое отношение к их судьбе, к тому, что они такие. Это очень странное и непонятное чувство, но оно меня тогда посетило, и потом я пересматривал эту картину уже не раз. И имел счастье посмотреть ее не только на видео, но и на большом экране. И на большом экране она на меня вновь произвела совершенно новое и неожиданное впечатление: все распахнулось, распахнулись просторы, картина стала эпичнее. Конечно, я понимаю, что она несет идеологический отпечаток того времени, но мне также кажется, что это отпечаток внешний, он как упаковка. Вот это начало такой бравурной песни, а дальше очень человечная история - и, как ни странно, этот финал, который не понравился Сталину. Он сказал: "Тяжелая картина". После чего фильм положили на полку, где он пролежал до смерти Сталина. К счастью, фильм не был смыт, но пока он лежал на полке, его пытались переделать, переснять финал, сделать его более оптимистичным, - и в финале мы видим героев, которые едут на танке, за победу, вперед. Я вдруг понял, когда смотрел эту картину вновь, что не такой уж однозначный этот финал. Мы же видели, что они погибли. Это как будто их души продолжают свое дело. Это не идеологическая история, она романтична, в ней существует свой собственный код и звездочка, которая мне запомнилась из детства, красная звездочка на обложке, оказалась штампом художника, потому что у Казакевича речь идет о звезде, о небесном светиле. Это «межгалактический код», как пишет Казакевич, позывные «Звезда – Земля», они носят иной, не идеологический характер, а вечный. У Казакевича есть пронзительные строчки, посвященные тому, как разведчик отрешается от всего земного и мирского, уходя на задание. «Начинается древняя игра», как пишет Казакевич, - человек и смерть. Мне кажется, что он нашел в своей повести такие трепетные, странные сравнения, вот поразившая меня поэтическая метафора - «дождь смывал с окаменевшего лица мальчика следы пыли и тревог, лицо светилось в темноте». А ведь речь идет о смерти одного из героев. Такие метафоры не свойственны плакатной прозе тех лет. Я думаю, что не только для 45 года или начала 46 (Казакевич писал "Звезду" в самом начале января 46-го), но и для наших дней это остается литературным открытием. И мне кажется, что в фильме Александра Иванова сделано очень много попыток не романтизировать войну, но придать ей какой-то надбытийный оттенок, придать этой истории, очень конкретной истории, общий человеческий смысл, - столкновение человека с извечным злом. Ведь разведчик, оказываясь по ту линию фронта, действительно не видит врага лицом к лицу, он видит тень, он видит маленькие фигурки вдалеке, он слышит чужую речь, - как пишет Казакевич, - «непонятную речь». Он идет по лезвию ножа. Это извечная драматическая ситуация, с которой трагедия имеет дело от Аристотеля. Как мне кажется в повести Казакевича звезда - это все-таки надбытийный, извечный знак, знак небесного светила, к которому стремится душа. В нашей картине мы это пытались обыграть. Мне кажется, что вообще тема любви всегда связана с темой звезд. И в повести Казакевича эта одинокая звезда, которая продолжает, даже погасшая, светить, - мне кажется это один из самых пронзительных образов в этой повести и, наверное, всей военной романтической прозы. 23 мая 2005 в 11:00 - фильм Александра Иванова "Звезда". |